Это реальная история 38- ми летнего профессора, заведующего кафедрой Искусства и литературы в университете Северного Кентуки, Ховарда Сторма. Он, его жена и несколько его студентов отправились в двух недельный тур по культурным местам Европы. Ховард не знал что его ожидает смерть, невероятное путешествие в другой мир, встреча с Творцом и возвращение.

"Не все хотят жить вечно. Люди просто не хотят умирать..." Станислав Лем.

Содержание:

• Париж
• Спуск
• Встреча с Иисусом
• Ответы на сложные вопросы
• "Каким образом все появилось?"
• "Мы физические существа или духовные?"
• "А кто управляет всем этим?"
• "А какова конечная цель развития жизни?"
• "Что есть реальность?"
• "Какая религия лучше?"
• "А как насчет атеизма?"
• "Иисус ты Сын Божий?"
• Возвращение
• Каждому

ПАРИЖ

Париж, город света и любви. Разве может здесь, в сердце цивилизованного мира случится, что-то неприятное? Это был предпоследний день нашего двухнедельного тура по культурным местам Европы, завтра мы поедем в Амстердам и оттуда полетим домой в Штаты.

Была суббота, началась она с посещения дома и мастерской Ежена Делакруа. В студии, где он работал, находились его палитра, мольберт, стул и письменный стол. Туда отправились только моя жена Беверли и я, всем остальным в группе очень хотелось поспать, поскольку они очень устали от ежедневных экскурсий по музеям и галереям с утра до ночи. В девять часов утра мы были в музее, а незадолго до одиннадцати мы уже вернулись в наш гостиничный номер, чтобы успеть собрать нашу группу и посетить Центр Современного Искусства Жоржа Помпиду. Это было одним из последних и самых ярких мероприятий во всем нашем туре.

Когда мы вернулись в гостиничный номер, меня вдруг стало немного подташнивать. Уже несколько раз во время нашей поездки у меня случалось расстройство желудка, в этом случае я принимал нейтрализующую кислоту и аспирин, это всегда помогало. В этот раз я тоже принял две таблетки аспирина, запил их стоявшей открытой с прошлого вечера Кока Колой и пытаясь игнорировать нарастающий дискомфорт в животе продолжал говорить с одной из моих студенток Моникой Шоунер. Мы говорили о планах на день, и не успел я закончить фразу, как вдруг почувствовал резкую, сильнейшую боль в животе, мои колени подкосились, и я рухнул на пол. «В меня выстрелили!» пронеслось у меня в голове.

Я чувствовал жгучую боль в середине моего живота, я пытался держать себя в руках, но не смог и закричал от боли. Произошло что-то ужасное, и я не знал, что это было. Я ощупал свой живот, но пулевой раны не нашел. Я также не слышал никакого хлопка или звука выстрела, я оглядел номер и не увидел место, откуда пуля могла бы влететь в комнату. Я посмотрел на балкон, утреннее солнце струилось через закрытые стекла балконной двери и проходило через шторы. Я ожидал увидеть разбитое стекло или отверстие в шторе, где прошла пуля, но ничего этого не было. Что же тогда это было? Боль все более захлестывала меня, я начал тонуть в лаве агонии. Я отчаянно искал хоть какое-то объяснение того что со мной происходит. Несколько секунд назад я разговаривал с Моникой о предстоящем посещении музея, а сейчас уже извиваюсь на полу, охваченный болью. Падая, я ударился о край кровати, затем скатился на пол и оказался в узком пространстве между стеной и кроватью. В ужасе, я забился в этот узкий проход, где я лежал, поджав под себя ноги, и пытался подавить нарастающее чувство паники. Я осознавал, что крики и стоны никак не помогали моему положению, так как никто не понимал, что со мной происходит.

Я стал кричать жене, Беверли, чтобы она вызвала врача, но она пребывала в шоке и стояла онемевшая. Видя, что она ничего не делает, я стал отчаянно орать на нее, используя при этом далеко не литературный язык. Она взяла себя в руки и позвонила администратору гостиницы, и тот сказал, что срочно вызовет врача.

Я посмотрел на окна и дверь балкона, благодаря прозрачной, чистой, белой шторе, свет заполнял маленький гостиничный номер, небо было ярко лазурным. Казалось, что красота этого дня пыталась меня поддержать. Случилось нечто ужасное, но я успокаивал себя тем, что врач был уже в пути. Ведь это Париж, город света и любви, я буду в порядке. Боль тем временем становилась сильнее. Я пытался быть стойким и терпеть, пытаясь бороться со сверлящим чувством ужаса. Через десять минут, прибыл врач. Это был худощавый мужчина в возрасте тридцати с лишним лет. Я мог только слабо сопротивляться, когда он взгромоздил меня на кровать. Он спросил меня, что случилось, расстегивая на животе пуговицы моей рубашки и проверяя мой живот. Его зондирующего пальцы на моем животе только усугубляли боль, иногда мне было настолько больно, что я начинал с ним бороться. Он сказал, что у меня перфорация или разрыв двенадцатиперстной кишки и меня должны доставить в больницу немедленно.

"Меня будут оперировать?" Спросил я.

"Да, незамедлительно", - сказал он.

Он позвонил в скорую помощь, вколол мне небольшое количество морфина и агония начала постепенно утихать. Он пояснил, что доза морфина была маленькой, но вполне достаточной, чтобы меня довезли до больницы, а там мне сразу сделают операцию, при которой мне, возможно, придется вколоть другую анестезию, которая не должна смешиваться с морфином. Боль утихла, и я смог думать более четко. Оказаться сейчас в больнице было бы очень некстати, ведь завтра я, моя жена и студенты должны были ехать в Амстердам, а оттуда сесть на обратный рейс в Америку.

Ничего, все будет хорошо, говорил я себе, уверенный, что все должно разрешится. Будучи сильным человеком, я умел брать контроль над ситуацией и выбирался порой из очень сложных и непредсказуемых обстоятельств. Тем временем два молодых человека зашли в номер, это были санитары скорой помощи, они оказалась весьма приятными и вежливыми. Они подняли меня с постели и поддерживая меня с обеих сторон, вынесли меня из номера. Выйдя, они шли по коридору и занесли меня в крошечный лифт гостиницы.

Лифт был настолько маленький, что нам втроем едва хватило в нем места. Лифт остановился на втором этаже, дальше вниз он не шел. Со второго этажа нужно было спускаться по длинной винтовой лестнице. Один из медиков уже смог найти в столовой отеля инвалидную коляску, посадив в которую меня начали спускать вниз по лестнице. Они прилагали огромные усилия, что бы держать коляску в равновесии. Меня сильно раскачивало из стороны в сторону, и я все время повторял: "Пожалуйста, не уроните, пожалуйста, не уроните". Когда мы были уже рядом с машиной, они переложили меня на тележку и на ней втолкнули в маленькую машину скорой помощи. Я испугался, что мы уедем без моей жены, но к облегчению увидел, что Беверли садилась на переднее сиденье рядом с водителем.

Машина скорой помощи быстро неслись по улицам Парижа, расчищая путь через насыщенное движение характерными звуками сирены. Почему то это напомнило мне сцены из кинофильмов о Второй мировой войне. Звуки сирены, плач, перегруженные улицы Парижа. Несясь на маленькой машине, с огромной скоростью, иногда казалось, еле входя в повороты, мы подлетели к отделению неотложной помощи, крупнейшей больницы Парижа.

Меня сразу же встретили два врача, это были молодые женщины, которые начали тщательное обследование. Одна из врачей была очень похожа на молодую Жанну Моро. Другая была худенькая и бледная с печальными глазами. Они проводили настолько тщательное обследование, что временами мне становилось довольно неловко. После просмотра рентгеновских снимков, они сказали, что у меня было большое отверстие в моей двенадцатиперстной кишке. Причина была не известна, возможно, язва, а может быть, какой-то посторонний объект, например кусочек стекла. Мне незамедлительно должна быть сделана операция, иначе я могу умереть в течение нескольких часов. Я спросил, можно ли это сделать в Америке, мне сказали, что это исключено, я не проживу столько времени без операции.

Они заверили меня, что это лучшая и самая большая больница в Париже и сказали, чтобы я не боялся. Они говорили очень убедительно, как о серьезности моего положения, так и о необходимости операции. Затем им нужно было, зачем то просунуть трубку в мой живот, однако они мне об этом ничего не сказали. Подошел здоровый мужчина запрокинул мне голову и начал засовывать в нос какую-то прозрачную трубку, какие используют в аквариумах. Она уперлась мне в заднюю стенку горла, что вызвало рвотную реакцию. Чем больше он толкал, тем больше я затыкал нос, тем труднее шла трубка. Через слезы в моих глазах, я видел врача, ту худенькую, с печальными, полными сострадания глазами, она показывала жестами, чтобы я глотал. Мне было тяжело это делать, но я старался изо всех сил и, наконец, трубка проскользнула в горло. Несмотря на то, что морфин избавлял меня от сильной агонии, я все еще мог чувствовать боль, но это было довольно терпимо. Я даже улыбался и пытался шутить, порою, совсем не к месту. На самом деле мне было страшно, но я говорил моей дорогой Беверли, что все будет хорошо. Врачи говорили о том, что мне надо будет находиться в больнице три-четыре недели затем пару месяцев на восстановление дома.

После проведения экспертизы в отделении скорой помощи, меня на тележке повезли пару кварталов в здание больницы, где должна была быть выполнена операция. Колеса то и дело попадали в выбоины в тротуаре, и это каждый раз отзывалось выстрелом боли в моем животе, но я утешался красотою окрестностей. Светило яркое солнце, был первый день лета в прекрасном городе Париже, ничего плохого произойти не могло.

Мы поднялись на лифте в двухместную палату на верхнем этаже отделения, где я должен был дожидаться операции. Моим соседом по палате был красивый пожилой джентльмен по имени Монсье Флорин. Он говорил по-английски. На вид ему было около шестидесяти, и его посещала жена. Ее отец был американцем, который приехал во Францию солдатом во время Первой мировой войны и остался во Франции. У нее был превосходный Английский. Она сразу же попытался успокоить меня и мою испуганную жену. Мадам и месье Флорин были чрезвычайно красивыми людьми, и очень добры к нам, испуганным иностранцам.

Было около полудня, и после сумасшедшего шквала событий, все, казалось, остановилось. На кровати, куда меня положили, не было подушки, и Беверли скатала простынь и подложила мне под голову. Мы стали ждать операции, боль стала постепенно усиливаться, режущими, пульсирующая ударами она распространялась по моему торсу. Они были такими резкими, что у меня захватывало дыхание. Врачи сказали мне лежать неподвижно насколько это возможно, чтобы не вызывать утечку соляной кислоты и других желудочных соков, которые переваривали мои внутренности.

В то время, я не знал, что по выходным дням французские больницы недоукомплектованны врачами. Большинство из них по выходным не работало и отдыхало в это время за городом, либо выезжало на побережье, поэтому срочно вызвать кого-то на помощь не представлялось возможным. Только впоследствии я узнал, что в тот день на дежурстве был только один хирург во всем больничном комплексе! Только он мог оперировать, и только он мог назначать какие-либо медикаменты, включая обезболивающее лекарство. В тот день я хирурга не видел вообще. Во Франции медсестры не имеют полномочий давать больным пациентам какие-либо лекарства, включая обезболивающее, поэтому они были бессильны что-либо сделать в моем случае. Время, казалось, тянулось бесконечно. В отделение неотложной помощи мне вставили через нос большие резиновые трубки до самого живота для отсасывания пищеварительной кислоты. Мне было очень трудно говорить, во рту у меня пересохло, и чувствовался сильный привкус резины. При этом мне запретили, что-либо пить, чтобы жидкость не способствовала распространению кислоты по моему телу.

Однако и без этого боль в животе усиливалась, и мучение медленно распространялось в грудь и вниз к тазу. Казалось, единственное, что помогало препятствию огня проникать в конечности, так это лежать, не двигаясь, свернувшись калачиком. От всей этой ужасной боли слезы бежали по моим щекам и единственное, что я мог произнести, было редким, низким стоном. Всякий раз, когда я пытался говорить, это напрягало мышцы живота и увеличивало боль. Лучше всего было лежать абсолютно неподвижно и пытаться дышать очень тихо и настолько медленно, насколько это возможно. Минуты, казалось, тянулись часами, но врача все не было.

Всякий раз, когда входила медсестра, я умолял ее вколоть мне морфин, но они не могли ничего сделать. Видя, что они игнорируют мои мольбы, я попросил Месье Флорина попросить за меня. Я говорил медсестрам, что я умираю и Монсье Флорин подтверждал это. В середине дня, медсестра сказала, что она попробует узнать освободился ли доктор.

Мне сделали инъекцию какого-то лекарства для желудка, но оно не имело никакого действия. Каждый раз, когда Беверли или я просил медсестру об операции, они говорили, что операция будет сделана в течение часа.

В начале второй половины дня, действие морфина который мне вкололи в отеле, полностью закончилось. Обжигающая боль росла все больше, мне казалось, что мой желудок наполнен горящими углями. Горячие вспышки боли выстреливали в мои руки и ноги. Я постоянно повторял по-французски, что я умирал и умолял о морфине снова и снова, каждый раз, когда медсестра изредка появлялась. Мне казалось, что из-за боли, которую я испытывал, я должен быть потерять сознание. Ничего в моей жизни не предвещало такой интенсивной агонии. Почему я продолжал чувствовать все это, почему я не терял сознание? Что я сделал, чтобы заслужить все это? Из-за наших постоянных просьб и вопросов медсестра становилась все более нетерпеливой.

Они сказали, что если Беверли не прекратит свои требования, то они будут вынуждены выпроводить ее. Моя бедная прекрасная жена не могла ничего для меня сделать и попросить кого-то тоже не могла. Она осознавала, что теряет меня буквально на глазах, и не было ничего, чтобы она могла сделать, несмотря на все ее старания.

Оглядываясь назад, я, конечно, понимаю, что этот страшный недостаток внимания со стороны медперсонала произошел не из-за злого умысла, а по вине системы и бюрократической проволочки. Я старался сдерживать агонию и не показывать её персоналу, поэтому меня, вероятно, игнорировали как несерьезного больного. Возможно, я сам создавал эту ситуацию. Вся моя жизнь была одним самодостаточным стоицизмом. Ничего другого я не представлял, поскольку это было частью меня. Я всегда думал, что мне не нужна ничья помощь, я мог преодолеть все. Я могу пройти и через это, думал я.

В сильнейшей боли, секунды казались минутами и минуты казались часами. Время медленно тянулось, в восемь часов вечера боль стала совершенно невыносимой, а я был все в той же постели, в той же позе, в той же комнате с двенадцати часов дня еще даже не видя врача. Боль не просто приходила и уходила волнами как раньше, а уже была постоянной, все хуже и хуже.

Соляная кислота, вытекающая из моего желудка, распространилась на всю брюшную полость и в буквальном смысле ела меня изнутри. Жгучее мучение набирало силу, а я становился все слабее. Дышать было уже почти невозможно, и я сосредоточился только на этом. Я знал, что как только я перестану прилагать силы, что бы дышать я сразу перестану жить. Я был так ослаблен от этого испытания, что сил у меня практически не осталось. Я постоянно думал, что это все не должно вот так закончиться. Я угасал в одной из больниц Парижа, и казалось, никому до этого не было дела. Как это может быть? Почему они не могут позаботиться обо мне? Что произойдет с моей женой, двумя детьми, моими картинами, домом, садом, со всем, о чем я так заботился и дорожил?

Мне было тридцать восемь лет, и я начинал становиться известным художником. Неужели все мои дела и старания закончатся вот здесь? Я стал настолько изнеможенным, что с трудом мог поднять голову и говорить. Беверли выглядела изнеможенной, и эмоционально полностью исчерпанной. Мне не хотелось говорить ей, что я знал, что конец был рядом. Я сказал ей, что я не мог больше держаться и у меня заканчиваются силы дышать.

За окном пустой больничной палаты стало уже очень темно. Позже американские врачи, говорили мне, что с момента разрыва средняя продолжительность жизни пациента, где-то около пяти часов. Прошло уже десять. Около девяти вечера, в палату вошла одна из медсестер и сказала, что врач уехал домой, и я буду прооперирован теперь только утром. Это был конец, я твердо знал, что не доживу до утра. Десять часов уже прошло с момента разрыва в моем желудке, я боролся за жизнь долго и тяжело, но у меня больше не осталось никаких сил. Было больше невозможно находить в себе силы дышать. Я знал, что сейчас умру. Я знал, что смерть является единственным убежищем от этой боли. Смерть вдруг стала для меня самой простой вещью в мире, все, что мне надо было, это просто не сделать следующий вдох. Я повернулся к Беверли, она плакала уже несколько часов, я никогда не видел ее столь удрученной.

Борясь с накатывающимися слезами, я сказал ей, что я ее очень сильно люблю. Я сказал ей, что все кончено, мы попрощались, мне не хватило смелости и сил сказать ей больше. Она встала со стула рядом с кроватью, обняла и поцеловала меня. Она сказала мне, что она любила меня, и она будет всегда любить меня, после этого она сказала, - "Прощай" затем она снова села на стул и стала рыдать навзрыд, из самой глубины ее сердца. Сказав себе: "Пусть все это закончится", я закрыл глаза. Последнее что я видел, были трясущиеся плечи и руки Беверли закрывающие глаза, и я ушел в забвение. Я знал что-то, что будет дальше, будет концом любого рода сознания или существования. Я знал, что это конец. У меня даже не было и мысли о каком-либо роде бытия после смерти, потому что я в это не верил. Я знал наверняка, что не существовало никакой жизни после смерти. Только ограниченные и неуверенные в себе люди могли верить в такие рода вещи. Я не верил ни в Бога, ни в небо, ни в ад, ни в какие либо другие сказки.

Я начал терять сознание, поплыл в темноту, начал растворялся в небытие.

СПУСК

Вдруг я почувствовал, что я стою на своих ногах. Я открыл глаза, чтобы посмотреть, почему я стоял. Я был между двух больничных коек в моей больничной палате. Это было удивительно, непостижимо и не возможно. Почему я жив? Кто поднял меня из кровати? Это не вероятно! Почему все продолжает для меня существовать? Я собирался в забвение, я хотел уйти, вырваться, наконец, из всеохватывающей боли.

Может это какой-то сон? Я начал думать про себя, "это сон, это сон". Но я знал, что это не так. Я мог больше чувствовать, больше осознавать и быть более живым, чем когда-либо за всю мою жизнь. Все мои чувства и восприятие были обострены. Все вокруг и во мне было живым. Плитки линолеума на полу, были гладкие и холодные, мои босые, влажные ноги прилипали к их поверхности. Яркий свет в комнате освещал все с кристальной прозрачностью. Сочетание запахов мочи, пота, отбеливателя для белья, краски и эмали вдруг резко ударили мне в нос. Я слышал звуки моего дыхания и бегущей по моим венам крови, которые гудели в моих ушах. Поверхность моей кожи ощущала соприкосновение с потоками воздуха. Во рту было сухо. Как странно вдруг чувствовать все чувства так резко и четко, как будто я только что родился.

Мысли потоком неслись у меня в разуме. Это не сон, я более живой, чем когда-либо. Это слишком реально. Я попробовал сжать мои кулаки, и был поражен, как много я чувствовал в своих руках, всего лишь сжимая кулак. Я мог чувствовать кости в моих руках, напряжение мышц и соприкосновение кожи. Я коснулся руками моего тела в нескольких местах, все было целым и живым. Моя голова, плечи, руки, живот, бедра, все было целым и на месте. Я щипнул себя, и почувствовал боль. Я знал о проблеме в своем желудке, но это не было столь серьезным, как раньше. Это скорее была память о боли, чем сама боль. Я осознавал ситуацию и знал необходимость проведения операции как можно скорее. Во всех отношениях, я был более живой, чем я когда-либо в моей жизни. Я посмотрел на моего соседа по палате, Монсье Флорин, его глаза были наполовину закрыты. Я повернулся и посмотрел на Беверли, которая сидела на стуле, рядом с моей кроватью. Она сидела неподвижно, глядя вниз. Она выглядела физически и эмоционально истощенной. Я позвал ее, она не откликнулась и продолжала сидеть совершенно неподвижно. Я продолжал звать ее, но вдруг мое внимание было привлечено к предмету, лежащему на моей кровати под простыней, имевшее форму человеческого тела. Когда я наклонился посмотреть на лицо лежащего человека на кровати, меня охватил ужас, оно было похоже на мое собственное лицо. Нет, это не могло быть моим телом, потому что я стоял возле него, и смотрел на него. Я посмотрел на руки, торс, ноги и ступни, накрытые простыней. Лицо было моим, но тело его выглядело для меня так отчужденно и бессмысленно, словно шелуха, оно было пустым и безжизненным. Я стоял рядом с кроватью, и продолжал его рассматривать. Всё, чем я был, мое сознание, мое тело, стояло рядом с кроватью. Нет, в постели лежал не я, это была какая-то вещь, которая не имела для меня значения, все равно, что кусок мяса на полке в магазине.

Невозможность всей этой ситуации полностью меня запутала. Это было какое-то безумие, я сошел с ума. Каким-то образом, я раздвоился на две части. У меня должно быть шизофрения, это какой-то бред. Мои чувства никогда не были настолько остры. Я отчаянно хотел поговорить с Беверли, я начал кричать, чтобы она что-то сказала, но она оставалась застывшей сидя на стуле по другую сторону постели от меня. Я кричал ей, но она меня просто игнорировали. Независимо от того, насколько я громко кричал и ругался, не было никакой реакции. Она даже глазом не моргнула. Она апатично смотрела на стул, на котором сидела. Может она не могла слышать крики? Я обернулся к Месье Флорин, который лежал в постели позади меня. Я наклонился над ним и стал кричать практически ему в лицо, "Почему вы игнорируете меня?" Он посмотрел прямо через меня, как будто меня вообще не было! Не может быть!

Я же видел капли слюны, которые вылетали у меня изо рта и ударялись о его лицо, когда я кричал на него. Тем не менее, он смотрел прямо через меня, как если бы я был невидимым. Все не так как должно быть. Я стал еще больше расстроен, гнев, страх и растерянность переполняли меня.

Палата была ярко освещена. Все было живым и ясным. Все детали были очень резкими и отчетливыми. Каждый нюанс в линолеуме пола, каждая выпуклость в краске на стальной кровати, казалось, были увеличены. Я никогда не рассматривал мир в такой ясности и точности. Все было в таком исключительном фокусе, что было просто подавляющим. Мое чувство вкуса и осязания и температуры взрывались. Вкус во рту был отвратительный потому, что он был настолько сильным. "Что со мной происходит? Все это абсолютно реально! Но как это может быть?" Может быть, подумал я, они сделали восковую фигуру меня в то время, когда я был без сознания? Вероятно, пока я был без сознания, они сняли быстросохнущий гипсовый слепок с моего лица, наложили на манекен и поместили в мою постель. Но зачем? Может это какой-то тест, что бы посмотреть на то как я отреагирую? Нет, это не имеет никакого смысла. Как еще это могло произойти?

Вдалеке, вне палаты, я слышал зовущий меня голос "Ховард, Ховард" меня звали. Это были приятные голоса, мужчин и женщин, молодых и старых, они говорили на очень хорошем Английском. Никто из персонала больницы не общался по-английски так свободно, для них даже было сложно произнести имя "Ховард". Я безнадежно запутался, Беверли и Месье Флорин по всей видимости, не слышали их как и меня. Я спросил, кто они и что они хотят. "Выходи сюда", говорили они: "Давай, поторопись. Мы ждем тебя уже очень долго". "Я не могу", сказал я: "Я болен. Со мной что-то случилось. Мне нужна операция. Я очень болен!" "Мы можем тебе помочь" сказали они: "Если ты быстро выйдешь сюда и пойдешь с нами. Ты не хочешь выздоровления? Тебе что не нужна помощь? Я был в неизвестной больнице, в чужой стране, сильно больной, в очень и очень странной ситуации, и я боялся этих людей зовущих меня. К тому же их раздражали мои вопросы, которые я задавал, чтобы попытаться выяснить, кто они. Почему они хотят, чтобы я сам шел на операцию? Почему не могут отвести меня на кушетке? Что за странные вещи здесь происходят.

Когда я подошел ближе к двери, коридор выглядел странно, у меня было ощущение, что если я покину комнату, то возможно, вернуться обратно будет нельзя. Но здесь я не мог общаться, ни со своей женой, ни с соседом по палате. Голоса продолжали говорить, что "Мы не можем тебе помочь, если ты не выйдешь сюда". После еще нескольких моих вопросов, на которые я так и не получил ответа, я предположил, что они здесь, чтобы забрать меня на операцию. А кем бы еще они могли быть? Я решил последовать за ними вместо того, что бы оставаться в комнате, где меня не замечают. В конце концов, мне нужна операция.

Полный тревоги, я сделал шаг из палаты и оказался в коридоре, довольно светлом, но весьма туманным, как телевизор с очень плохим приемом сигнала. Все было размыто, я не различал деталей. Как будто, самолет, пролетающий через густые облака. Люди были на расстоянии от меня, и я не мог четко их видеть. Но я могу сказать, что они были мужского и женского пола, высокие и низкие, старые и молодые. Их одежда была серая, и тускло- бледная. Я пытался подойти поближе и разглядеть их, но они быстро отходили от меня и скрывались в тумане. Таким образом, мне приходилось идти дальше и дальше в густой туман. Самое близкое, насколько я мог к ним подойти, было около трех метров. У меня было много вопросов. Кто они? Что они хотят? Куда они меня ведут? Что было с моей женой, почему она меня не слышала или не хотела со мной говорить? Как все это вообще может происходить? Они ни на что не отвечали. Единственным ответом было требование, что бы я спешил, и следовал им. Они постоянно говорили мне, что мои проблемы были мелкими и незначительными. Я был эмоционально потрясен, я следовал за ними, перебирая босыми ногами. В памяти все еще была свежа боль в моем животе.

Я чувствовал себя более чем живым, у меня сильно выделялся пот, я был полностью запутан и находился в замешательстве, но я абсолютно не был уставшим. Я знал, что у меня была рана в моей брюшной области, которая должна была быть срочно прооперирована должным образом и эти люди представлялись мне моей единственной надеждой.

Каждый раз, когда я колебался и останавливался, они требовали, чтобы я шел дальше и не отставал от них. Они продолжали мне обещать, что если я буду идти за ними, то моим неприятности скоро закончатся. Мы шли и шли и шли.

На все мои многочисленные вопросы я не получал никаких четких ответов. Они все время говорили о том, что мне надо спешить, чтобы добраться туда, куда мы шли. Во время пути я попыталась подсчитать, сколько их было или выяснить хоть что-нибудь об их личностях, но я не мог. По мере того как мы продвигались, туман становился все гуще и также становилось все темнее и темнее. Они двигались вокруг меня, их количество как мне казалось, постепенно увеличивается. Я был полностью запутан, я не имел ни малейшего понятия, где мы и куда идем.

Я знал, что мы прошли уже много километров, но иногда посмотрев назад, у меня была странная возможность видеть больничную палату через дверной проем, он становился все меньше и меньше, но я все еще видел тело, неподвижно лежащее на моей койке. Беверли сидела рядом, точно также как она сидела в тот момент, когда все эти необъяснимые события только начали происходить. Это было в нескольких километрах от меня, но даже на таком расстоянии я все еще мог это видеть.

Все время пока мы шли, я пытался получить какие либо подсказки которые бы помогли понять, куда мы шли. Там не было каких-либо стен. На полу или земле не было никаких особенностей. Не было ни наклона, ни какого либо изменения в текстуре поверхности. Я чувствовал гладкий, немного сырой, прохладный пол.

Как коридор больницы может быть таким длинным? Каким образом можно бесконечно идти по одной и той же поверхности? Когда же мы начнем подъем или спуск? Хотя временами у меня было странное ощущение, что мы возможно, немного спускаемся. Я также не мог разобраться, сколько времени прошло. Там было глубокое чувство отсутствия времени. Это было очень странным, потому что, как учитель, я выработал отличное чувство времени, я всегда мог знать, сколько времени я проговорил. Все что я знал, что мы шли уже очень долгое время. Я продолжал спрашивать, когда же мы, наконец, придем на место.

"Я болен, говорил я, Я не могу идти так долго".

Они становились все более злыми и саркастичными.

"Если бы ты не стонал, мы бы уже давно там были". И продолжали говорить: "давай, шевелись, быстрее!"

Чем больше я задавал вопросов и чем более я пытался узнать, тем более враждебными и авторитарными они становились. Они, шепчась, говорили о моей задней части, которая не была полностью прикрыта моей больничной одеждой, и о том, каким жалким я был. Я знал, что они говорят обо мне, но когда я пытался выяснить, что именно они говорят, тогда они говорили друг другу: "Тсс, тихо! Он тебя слышит". Они, по всей видимости, не обладали способностью читать мои мысли, и не знали, о чем я думал, я тоже не знал, о чем они думали. Но, что становилось для меня все более очевидным, это то, что они попросту меня обманывают и чем дольше я оставался с ними, тем труднее казалась мне попытка побега.

В больничной палате, вечность обратно, я надеялся умереть и прекратить свои жизненные мучения. Теперь я был вынужден следовать толпе бесчувственных, злых людей, исчезающих в темноте в неизвестном направлении. Они начали кричать и оскорблять меня, требуя, чтобы я спешил. Чем более жалким я был, тем больше удовлетворения они получали от моей бедственной ситуации.

Чувство страха росло внутри меня. Это все было реальным, в некотором роде, я чувствовал все даже острее чем когда либо. Все что происходило, казалось, мне невозможным, однако оно происходило. Я хотел бы, чтобы это все было сном или галлюцинацией, но оно было реальным. Даже наоборот, все то, что я когда либо испытывал в жизни до этого, казалось сном, по сравнению с тем, как я ощущал реальность в данный момент, посредством моих чувств. Я был испуган, вымотан, мне было холодно, и я не знал, где нахожусь. Становилось все яснее, что обещание помочь мне было лишь уловкой, чтобы выманить меня и заставить следовать за ними.

Я не хотел идти дальше, но за какие-либо задержки и промедления с моей стороны, на меня сразу сыпались ругательства и оскорбления. Они говорили мне, "мы уже почти пришли, заткнись и сделай еще несколько шагов". Несколько голосов сделали попытку говорить со мной по-доброму и сострадающе, это немного позабавило остальных.

У них было воинственное, взвинченное настроение. В какое-то время я опустил глаза и шел, смотря себе под ноги, спустя долгое время, когда я поднял глаза и посмотрел вокруг, то вдруг с ужасом обнаружил, что мы находились в полной темноте. Безвыходность моего положения переполняла меня. Я сказал, что дальше не пойду, чтобы они оставили меня в покое и что они нагло врали мне все это время. Я мог чувствовать на себе их дыхание, когда они кричали и сыпали на меня оскорбления. Потом они стали толкать меня, я начал сопротивляться. Начался дикий шквал из насмешек, криков, и ударов. Я дрался, как дикий зверь. Они били и разрывали меня на куски. Было видно, что они делают это с большим удовольствием. Я не мог ничего видеть в темноте, но я чувствовал, что их было уже гораздо больше, возможно, несколько сотен или даже больше. Мои попытки бороться лишь провоцировали у них еще больше задора. Я продолжал защищать себя, было видно, что они не торопились покончить со мной. Они играли со мной как кошка с мышкой. Каждое новое нападение на меня вызывало гул смеха. Они начали отрывать куски моей плоти. К моему ужасу, я понял, что меня разорвут и съедят заживо, медленно, постепенно, с тем, чтобы их развлечения продолжались как можно дольше. Хотя в этой полной темноте я не мог ничего видеть, и каждый звук, каждое физическое ощущение, чувствовалось с ужасной интенсивностью. Эти существа были однажды людьми. Я могу описать их как, возможно людей, с самой худшей моралью которых только можно придумать, лишенных какого либо сострадания. Некоторые из них, как казалось, могли говорить другим, что делать, но у меня не возникало чувства какой-либо организации в их действиях.

Они не были под контролем или руководством кого-либо. Они были толпой существ характеризуемые необузданной жестокостью. В темноте, когда они кишели вокруг меня, я чувствовал физическое прикосновение с ними. Их тела были абсолютно такими же, как у людей, за исключением двух вещей, у них были длинные, острые ногти, и их зубы были длиннее, чем обычно. До этого меня в жизни никто никогда не кусал. В ходе нашей борьбы, они не чувствовали боли. Выглядело так, что помимо отсутствия чувств, они не обладали какими либо необычными способностями.

В начале нашего похода я видел их одетыми. Но тут темноте я не чувствовал на них никакой одежды. Уровень шума, был мучительным. Бесчисленное множество людей смеялись, кричали, и глумились. В середине этого бедлама, объект их желания был я. Мои мучения заводили их все больше и больше. Чем больше я боролся, тем больше это приводило их в экстаз.

В конце концов, я стал слишком сильно разодран и психологически сломанным, чтобы сопротивляться им. Большинство из них перестали мучить меня, потому что это их больше не развлекало, но некоторые все еще грызли меня, высмеивали и ругали за то, что я более не был для них весельем. Я был полностью разодран, и я лежал там, в темноте, в этом жалком состоянии.

Я заведомо не стану описывать всего, что там произошло. Есть вещи, которые я не хочу вспоминать. Многое из того, что произошло, было просто слишком, мерзким и душераздирающим, чтобы это помнить. Уже многие годы я пытаюсь забыть и подавить в себе воспоминания о том, что случилось. Но каждый раз, когда эти события всплывают у меня в памяти, и я вспоминаю эти подробности, мне становятся нестерпимо больно.

Я лежал на земле, мои мучители кишели вокруг меня, в то время как из моей груди вырвался голос. Он звучал, как мой голос, но он не был мыслью моего разума. Не знаю, что это было, но я сам этого не произносил. И вот этот голос, который звучал, как мой и исходил из груди, сказал: "Молись Богу". Помню, я подумал: "Зачем? Что за глупая идея. Это не поможет. Что за оправдание? Я не верю в Бога. Я лежу здесь, в этой тьме окруженный отвратительными существами. Это совершенно безнадежно, и мне это не сможет помочь, верю я в Бога или нет. Я не стану молиться и точка".

Во второй раз, во мне проговорил голос: "Молись Богу". Я узнавал свой голос, но я не произносил этого. Как молиться? Что говорить? Ни разу в моей взрослой жизни я не молился. Я не знал, как молиться. Я не знал, какие слова говорить даже если бы я хотел молиться. Я не могу молиться!

Голос снова сказал: 'Молись Богу!" В этот раз он уже звучал более четко, Я не был уверен, что нужно делать. Молитва, для меня как ребенка, было что то, что делали взрослые. Это было причудой и чем то, что необходимо было делать именно так. Я пытался вспомнить какую-то молитву из моего детского опыта в воскресной школе. Молитва для меня было чем-то, что заучивали наизусть. Но это было так давно, что я мог помнить? Пробуя, я пробубнил несколько слов, которые были смесью двадцать третьего псалма, песни «усыпанный звездами флаг», молитвы Отче наш, «Клятвы верности», песни «Бог благослови Америку», и другие церковные фразы, которые пришли на ум. Звучало это приблизительно так:

"Если я пойду и долиной смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мною. Величие пурпурных гор. Глаза мои видели славу возвращения Господа. Избавь нас от лукавого. Мы одна нация перед Богом. Бог благослови Америку".

К моему изумлению, эти жестокие, безжалостные существа, которые разрывали меня на клочья, были возбуждены и бушевали от моей смешанной молитвы. Как будто если бы я обливал их кипятком. Они кричали: «Бога не существует! Кому ты это говоришь? Никто тебя не слышит! Сейчас мы точно тебя прикончим". Они говорили на самом непристойном языке, хуже, чем любое богохульство, сказанное на земле. Но, тем не менее, они отступали. Я слышал их голоса в кромешной тьме, они становились все более отдаленными. Я понял, что говоря вещи о Боге, я фактически отгонял их прочь. Я стал говорить более решительно:

«Если я пойду и долиной смертной тени, Бог вам воздаст. Оставьте меня в покое, Господь мой пастырь, мы одна нация перед Богом…"

Отступая, они становились ещё неистовее, они ругались и кричали, поносили Бога. Они орали, что мои молитвы бесполезны, и что я был трусом, ничем более. Со временем, они отступили назад, в далекий мрак и я уже не мог их слышать.

Я знал, что они были далеко, но могли вернуться. Я был один, полностью разбит, но живым в этом ужасно страшном месте. Я до сих пор не знал, где я был. Когда я шел с этими людьми, я сначала думал, что мы были в какой-то туманной части больницы.

Со временем я понял, что мы шли в какое-то другое место. Теперь я не имел ни малейшего представления, где я нахожусь. Я даже не знал, нахожусь ли я на Земле. Как это могло быть на Земле? Где хоть малейший признак того где я и куда мне двигаться? Я был полностью дезориентирован, даже если бы я мог ползти, я бы не знал куда. Та агония, которую я пережил за день в больнице, была ничто по сравнению с тем, что я чувствовал сейчас. Всеохватывающая физическая боль была вторичной к той эмоциональной боли, которую я испытывал. Их психологическое жестокое обращение со мной было невыносимым.

Я был одинок в той темноте, где время было вечно, ему не было измерения. Я начал думать о том, что я делал. Всю жизнь я думал, что тяжелая работа это единственное, что имело вес и значение. Вся моя жизнь была построением памятника моему эгоизму. Моя семья, мои скульптуры, мои картины, мой дом, мой сад, та небольшая слава, которую я имел, моя иллюзия власти, все это было добавлением к моему эгоизму. Все это казалось мне грандиозным, я сам построил все это. Всех этих вещей больше не было и что же теперь? Все эти вещи, ради которых я жил были для меня потеряны, и абсолютно ничего для меня не значили.

На протяжении моей жизни у меня внутри накапливалось много гнева. Гнев на моего отца. Гнев по поводу несправедливости в мире. Гнев по поводу тех вещей, которые я не мог контролировать. Когда я был в гневе я выходил из себя. Я опасался моего гнева, когда это случалось, я так бушевал, что в порыве гнева ломал вещи. Я знал, что когда-нибудь возможно, это причинит кому-нибудь вред, потому что в моих приступах свирепства у меня мгновенно появлялось желание сделать это. Я боялся, что могу потерять контроль над моей яростью.

Всю мою взрослую жизнь я был силен и уверен в том, что я могу позаботиться о себе. Сейчас я был червем, выкинутым во тьму внешнюю, не было ни силы, ни власти, ни моей внутренней ярости, которая бы могла защитить меня. Я был полностью беззащитен.

В потоке моей жизни были примеси тревоги, страха, ужаса, с которыми я постоянно боролся, пытаясь подавить. Если бы я стал знаменитым, я бы мог победить бессилие и смерть. Но я не стал знаменитым, и когда бы умер, то вся моя жизнь была бы бессмысленной. Поэтому я не жил в настоящем. Я всегда стремится к недостижимой вечной славе, как к защите от забвения.

Но эта пропасть отчаяния, в которой я сейчас находился, не давала мне ни славы, ни забвения. Я был всегда замкнут на себе, и это было страшно. У меня не было времени на многих из друзей. Я был слишком занят. Собственно, я обнаружил, что большинство людей были просто утомительной неприятностью. Я делал все, что я мог, чтобы избежать общения. Я не принадлежал ни к какому-либо клубу или организации. Несмотря на самовлюбленный внешний вид, я себе не нравился и другие люди мне тоже не нравились. Поэтому было довольно иронично, в конце концов, оказаться в какой-то сточной яме вселенной с людьми, которые питаются болью других! У меня было мало подлинного сострадания к другим. Меня осенило, что я не отличался от этих жалких существ, которые терзали меня. Поскольку они не могли по-настоящему любить, они были выброшены во тьму внешнюю, где их единственным желанием было выплескивание их внутренних мучений на других. Лишенные любви, надежды и веры, они страстно нуждались в близких отношениях, но это только добавляет мучений. Любое упоминание о Боге, которого они отвергли, разъяряло их. Эти деградированные люди, возможно, были успешными в мире, но они упустили самое главное из всех вещей, а теперь пожинали то, что они сеяли.

Вся моя жизнь казалось бессмысленной. Если вы родились в мир, где один ест другого, то вам, возможно, лучше являться победителем, а не быть проигравшим. Все люди, которых я знал, жили для себя. Вместо того чтобы получать объедки, я хотел заполучить лучшее. Ну и что из того, что я был амбициозным человеком? Те, кто не были прагматичным и реалистичными к жизни как казались мне лунатиками. Я, будучи художником, был способен получить то, что я хотел. Художники приобретали вечную славу. Их работы показывались в мраморных храмах, и поклонялись им на протяжении тысяч лет. Я хотел быть известным на сотни и тысячи лет, что бы люди читали обо мне книги и говорили: " Ховард Сторм, великий Художник". Люди, которые были религиозными, обманывали сами себя. Я смотрел на них с презрением. Я думал, они верят в сказки, поскольку не могут справиться с суровой реальностью жизни. Они купились на фантазии и пустые обещания, чтобы оправдать свою бездарность. Если это позволяет им чувствовать себя немного лучше, пусть они в этом прибывают. Я же был типичным отпрыском своей культуры. Я не имел ни веры, ни надежды, и не на кого не полагался, суровый принцип естественного отбора.

Мои коллеги в университете (те с которыми я был связан) думали о жизни так же, как и я. Я был в кругу себе подобных. Человек является мерой измерения всего. Мы знали, что было реальным и что не было. Во всяком случае, если у студентов и коллег и были другие идеи, то я о них не слышал. Они были саркастичны, когда встречали того, кто думал иначе. Я полностью руководил своей жизнью, я считал, что необходимо быть законопослушным и во чтобы то ни стало избегать криминала и последующего тюремного заключения. Я не грабил банки и ни кого не убивал. Я соблюдал закон и общепринятые нормы поведения. Неужели этого было не достаточно для хорошей жизни? Моей религией был жесткий индивидуализм, который передался мне от отца, от моего школьного образования и от Американской культуры. Зачем мне нужно было считаться с какой либо высшей силой? Неужели был кто-то, кто ставил на первое место не свои нужды, а чужие?

Мы должны всегда быть начеку и прикрывать спину. Каждый за себя, выигрывает во всей этой гонке тот, кто умирает с большим количеством богатства. Сострадание - это удел слабых людей. Если вы не позаботитесь о себе сами, то никто другой за вас этого не сделает. Мне лишь хотелось быть самым крупным и сильным хищником лесу. Неужели этого было не достаточно для хорошей жизни?

Я абсолютно не верил в жизнь после смерти. Смерть это как выключение рубильника, это является концом существования человека, за ним ничего, небытие, темнота. Вот теперь я был в темноте, после земной жизни, и это было адом. Я знал, что это полный конец моего существования в мире, но он был более ужасным, чем я мог себе представить. Лучше бы я просто умер в больнице, чем жить в этой мусорной яме. Я чувствовал, как спичка, пламя, которой потухло, и осталась только зола. Во мне оставалось мало сил, чтобы сопротивляться превращению в существо, скрежещущее зубами во тьме. Я был недалек от превращения в одного из моих собственных мучителей навсегда.

Лежа там, разодранный, внутри и снаружи, я знал, что был потерян. Я никогда больше не увижу мир. Я остался один, чтобы стать существом тьмы. Тогда впервые в своей взрослой жизни я вдруг услышал очень старую песенку из детства. Я слышал свой собственный голос, но он звучал, так как будто я был маленьким мальчиком и пел одну и ту же строчку снова и снова. Ребенок, которым я когда-то был, пел, полный невинности, доверия и надежды. "Любит Иисус меня" Из всей песни звучали только эти три слова, я помнил их. Мы пели их в воскресной школе, когда я был ребенком. Где-то там в этой все покрывающей темноте вдруг появилось, что-то хорошее. Есть кто то, кто, возможно, любит меня. У меня не было никого теологического интереса в том, что это означало. Было просто спонтанное воспоминание из моих воскресных школьных дней. Иисус любит меня. Иисус любит меня. Иисус любит меня. Я отчаянно нуждался в ком-то, кто бы любил меня, кто-то, кто знал, что я жив. Луч надежды начал рассветать во мне, уверенность в том, что действительно было нечто большее. Впервые в моей взрослой жизни кто-то, кто, возможно, любит меня. Я захотел, чтобы это было правдой, чтобы Иисус любил меня. Я не знал, как выразить то, что я хотел, и в чем нуждался, но каждой последней каплей сил, которые еще оставались во мне, я вдруг закричал: «Иисус, спаси меня!»

ВСТРЕЧА С ИИСУСОМ

Я кричал это из самой глубины моего сердца, со всей силы, что у меня еще оставалась, никогда в жизни я не хотел ничего сильнее. Далеко в темноте, я увидел точку света, как крошечную звезду на небе. Я был удивлен, почему я не увидел ее раньше. Звезда быстро становилась все ярче и ярче. Сначала я подумал что это, возможно, какая-то вещь, а не личность. Это двигалось ко мне с угрожающей скоростью. Когда оно приближалось все ближе, я понял, что нахожусь на его пути и могу быть поглощен этим сиянием. Я не мог отвести глаз, свет был более интенсивным и более красивым, чем все, что я когда-либо видел. Оно было ярче солнца, ярче, чем вспышка молнии. Скоро свет осветил и меня. Я знал, что, хотя оно было неописуемо ярким, это был не только свет. Это было живое существо, светящееся существо, около двух с половиной метров в высоту и окруженное овальным сияньем. Блистательная сила света проникла в мое тело. Агонию мучения сменил экстаз. Осязаемые руки обхватили и подняли меня. Я медленно встал в присутствии света и разорванные части моего тела чудесным образом исцелялись на моих глазах. Все мои раны исчезли, будучи в свете я почувствовал себя целым и здоровым. Что более важно, это то, что отчаянье и боль были заменены любовью. Я был потерян и сейчас я найден, я был мертв и теперь я жив.

Этот любящий свет, который обнял меня, знал меня абсолютно досконально. Он знал меня лучше, чем я знал себя сам. Он был знание и мудрость. Я знал, что он знает обо мне все. Я был Им безоговорочно принят и любим. Он был Царем царей, Господь господствующих, Спаситель Христос Иисус. Иисус действительно любит меня, подумал я. Я чувствовал любовь с такой силой, что с ним не могло сравниться ничего, из того что я когда либо чувствовал.

Его любовь была сильнее, чем вся человеческая любовь вместе. Его любовь полностью меня объяла, и я понял, что Он имел физическое тело. Он был неописуемо прекрасен: доброта, сила, знание и любовь. Он более любящий, чем можно было представить или описать.

Иисус и в правду любит меня. Эта личность ослепляющей славы любила меня с интенсивной, всеохватывающей силой. После всего того что я пережил, ощущать то что кто то обо мне знал, принимал и сильно любил было на столько потрясающим, что превосходило все что я когда либо знал или мог себе представить.

Прекрасный Богочеловек Света ответил на мой зов и пришел, чтобы спасти меня. Я плакал, слезы радости бежали по моим щекам. Радость за радостью, волнами проходили через меня. Он держал и гладил меня, как мать своего ребенка, как отец своего долго потерянного блудного сына. Я плакал из-за стыда моего неверия, я плакал из-за радости и спасения. Я плакал, как ребенок и не мог остановиться. Он держал меня и гладил по спине. Мы стали подниматься вверх, сначала медленно, затем с огромной скоростью, мы взмылись из этого темного и мерзкого ада. Мы довольно быстро перелетели огромное расстояние, возможно в несколько световых лет. Я пытался взять себя в руки и немного успокоиться, поскольку мне было неловко от того как сильно я ревел. Все мое лицо было мокрым от слез, из носа тоже текло, я пытался остановиться, но не мог. Я повернулся и посмотрел вперед в направлении нашего движения. На большом расстоянии, далеко, далеко я увидел огромную светлую область, которая была похожа на галактику. В центре было невероятно яркое по силе свечение. Вокруг центра двигались бесчисленные миллионы световых сфер, они парили вокруг света, входя и выходя из великой концентрации света в центре.

Это сравнимо со сценой звездного неба наблюдаемой ночью с вершины гор с таким большим количеством звезд, что они почти касаются друг с другом. Все эти "звезды" двигались относительно этого восхитительного светлого центра, по направлению к нему или от него. Когда мы приблизились к нему, но все еще были на огромном расстоянии, я был пронизан осязаемым сильными чувствами и мыслями любви. У меня захватывало дух, когда я двигался вперед, в направлении присутствия великого света, к Единому, к центру всего творения. Невозможно передать то, что произошло. Я знал, что Бог любит меня, что Бог любит сотворенное им, что Бог есть любовь. Это осознание любви полностью изменил мою жизнь изнутри, чтобы не случилось со мной, я всегда буду знать, что Бог любит меня. Тут я начал понимать мою раздвоенность, то есть причину появления тела в кровати там, в палате больницы. Мне стало очень стыдно и страшно. Сколько раз в моей жизни я отрицал и высмеивал то, что оказалось реальностью. Сколько тысяч раз я использовал имя Бога необдуманно, всуе или даже как ругательство? Какое невероятное невежество использовать имя Бога как оскорбление. Какое издевательство над всем что свято. Мне было ужасно стыдно идти дальше. Прекрасное и невероятное по силе излучение благости и любви было больше, чем я мог вынести. В присутствии Святого, я чувствовал себя мусором, грязными лохмотьями. Мой друг, мой лучший друг Иисус знал о моих колебаниях, страхе и стыде. Я подумал про себя: "Я -нечесть, я грязь, мое место там в канализации. Они сделали ужасную ошибку. Мне здесь не место. Мне нельзя здесь находиться". Тут Он впервые заговорил, Он говорил прямо в мой разум, его голос звучал довольно молодо. 'Мы не делаем ошибок, ты должен быть здесь".

Мы остановились. До Великого Верховного Существа на Небе было еще бесчисленное количество световых лет. Я плакал от стыда, он утешал меня. Затем Иисус посредством музыкальный тонов позвал несколько излучающих свет объектов из великого центра. Несколько из них приблизились и окружили нас. Сияние, вытекающее из них содержало изысканные цвета в диапазоне и интенсивности значительно превышающее все, что я когда либо видел раньше.

Они состояли из многих цветов, которых я никогда не видел прежде. Это было подобно радужному, глубокому блеску алмаза. Наши земные слова, просто не могут выразить эту красоту. То, как свет излучался из этих существ, не было похожим на свет, который мы можем себе представить. На земле нам неприятно смотреть на очень яркий свет. Но светящиеся существа были намного ярче, чем свет мощного прожектора, но я мог смотреть на них без чувства дискомфорта. Более того, их сияние проникало в меня, я чувствовал это внутри, и чувствовал свет проходящим через меня, от этого я чувствовал себя великолепно. Это было экстазом. Это были святые и ангелы.

Они знали все, о чем я думал, они могли читать мои мысли. Я не знал, могу ли я как то контролировать свои мысли. Когда они обращались ко мне, я слышал их индивидуальные голоса, в моем разуме. Я подумал: "А что, если я подумаю что-то, что я не хочу, чтобы вы знали?" и я подумал о слове "грудь". Они засмеялись и сказали мне, что они знают все, о чем я когда либо думал, и что я не смогу их ничем удивить. Чувство облегчения смешалось с чувством легкого стада и неловкости.

Их голоса звучали так четко, что я мог различать их по отдельности. Каждый имел индивидуальные черты характера, они говорили прямо в мой разум и использовали нормальный, бытовой язык.

Они мгновенно знали все, о чем я думал и таким образом мы общались. 'Ты расстроен. Что мы можем сделать для тебя?"

- "Я не должен здесь быть, это не мое место".

- "Это твое место"

- "Вы перепутали, я не гожусь для этого".

- "Все правильно, так должно было случиться".

- "Если ты хочешь, мы можем принять человеческую форму, или любую другую форму, если тебе так будет удобнее".

После всего, что со мной случилось, я меньше всего хотел видеть людей. Если бы они приняли образ людей, им бы пришлось прекратить свое сияние. Это было бы оскорблением для их восхитительного вида.

- "Нет, пожалуйста, ничего не меняйте. Вы красивее, чем что-либо, что я когда-либо видел".

Казалось, они все знают и понимают меня, знают мои мысли и мое прошлое. Никто не мог знать меня более близко, чем они. Это было как встреча большой семьи на Рождество, возможно, вы не помните имена всех своих родственников, на ком они женаты или кем вам приходятся, но вы чувствуете связь, родство, знаете, что вы одна семья. Я не знаю, были ли они моими родственниками или нет, но чувствовалось, что они были мне очень близки, ближе,чем кто либо.

Мне вдруг стало стыдно, когда я понял, что я был голым, и я закрылся руками. Это их немного развеселило, они сказали, что видели меня таким много раз, и мне нечего от них скрывать. Я попытался немного успокоиться и расслабиться.

Они спросили меня, хотел бы я увидеть свою жизнь. Не зная, чего ожидать, я согласился. Это была запись моей жизни, но именно их записью моей жизни, а не моими личными воспоминаниями о прошлом. Мы наблюдали и переживали эпизоды из моей жизни со стороны. Сцены, которые они мне показывали, были зачастую давно мной забыты. Они показали мне воздействие моих поступков на жизни людей окружавших меня, до этого я не знал этих воздействий и не догадывался о них. Они давали мне знать о мыслях и чувствах людей, с которыми я тогда общался и о которых не знал в то время. Мне показывали сцены из моей жизни, это были сцены, которые бы я сам не выбрал, и пропустили сцены, которые я бы хотел, чтобы они видели. Это было полной неожиданностью, какою моя жизнь предстала перед нами.

Семь ангелов, и я поддерживаемый Иисусом стояли в кругу, в то время как сцены из моей жизни проецировались в центр этого круга. В этих отрезках были показаны, прежде всего, люди и малое количество неодушевленных предметов, которые указывали на время и место события. Это было похоже на спектакль без декораций, за исключением самых необходимых вещей.

Порядок сцен был хронологическим и избирательным, чтобы продемонстрировать мне важные события моего духовного роста в мире. Мы начали со сцены моего рождения и младенчества. Сильное чувство любви, которое родители испытывали ко мне было преобладающим. Родители имели неограниченно добрые намерения к их третьему ребенку, который был их первым и единственным сыном. Мой отец вернулся со службы во флоте после Второй мировой войны и купил новый домик в новом, пригородном районе. Ему было тридцать шесть лет, а моей маме двадцать шесть. Они выглядели сильно моложе, чем я их помнил. Они счастливо проживали американскую мечту с двумя дочерями и сыном, в маленьком доме в пригороде Бостона. Сцены моего младенчества и раннего детства были идиллическими и наполненными любовью.

Затем мы стали видеть сцены с развивающейся в них напряженностью. Поскольку наша семья выросла, карьера моего отца, как торгового представителя международной мукомольной компании, требовала все больше времени. Моя мать начала работать по ночам медсестрой, чтобы увеличить доход семьи, с тем, чтобы мы могли двигаться вверх по социальной лестнице.

Район, в котором мы жили, состоял из таких же молодых семей, которые желали расти, и преуспевать в обществе. Неделя была расписана по дням и у каждого были обязанности. Мой отец был лейтенантом военно-морского флота, и хотел строгой дисциплины в домашней жизни. Моя мать выросла в очень строгой семье финских иммигрантов- лютеран и полностью признавала авторитет мужа и его полномочия в управлении домом. Наш дом был всегда чист, а ужин был тщательно приготовленным и довольно официальным. Меня и моих сестер учили быть воспитанными, с хорошими манерами и послушными.

Мой отец отдавал приказы, и семья безоговорочно повиновалась. Я видел со стороны, как я был обучен подавлять эмоции и быть послушным, чтобы заслужить одобрение со стороны моих родителей. Я также видел, как мой отец полностью доминировал над всеми нами угрозой его гнева. Хотя нам самим было не позволительно демонстрировать гнев, но уже в раннем возрасте я узнал, каким гнев может быть мощным средством контроля над окружающими.

В каждой сцене моего детства я чувствовал мое сильное желание для одобрения и любви. Как следует из сцен моего детства, я хотел быть любимым, в то время как я открывал и изучал мир вокруг меня. Я усердно учится в школе, чтобы получить одобрение со стороны учителей. Однако преподаватели, которые давали мне чувствовать себя любимым заставляли действовать меня в своих интересах. А преподаватели, которые не любили меня только разочаровывали меня в невозможности им угодить.

Ангелы показал мне, как непреодолимое желание моего отца быть и выглядеть успешным приводило к увеличению нетерпения и ярости по отношении к семье. Я видел как каждый из нас моя мать, сестры, и я использовали различные средства борьбы с его непредсказуемыми колебаниями настроения. Моя мать была в этом более пассивной, она просто удалялась от него эмоционально и переключалась на что-то другое, в то время как мои сестры развивали характер лицемерия и двуличия.

Я же рос отчужденно, часто мир представал предо мною полным гнева и насилия. Ангелы показывали мне, насколько была важна любовь в формировании характера каждого члена семьи и выражали печаль, когда мы видели, как любовь выражалась несоответствующим образом и, как мы все становились недоверчивыми и недовольными друг ко другу, в то время как по-прежнему стремились к любви и одобрению со стороны другого.

Ангелы, Иисус, и я чувствовали такое разочарование, наблюдая типичную сцену, когда мой отец возвращался поздно вечером домой с работы злой. Мои сестры и я старались избегать его как можно больше, тогда как он кричал на нас, когда мы позволяли себе такие "преступления" как сидеть сутулыми или клали локти на стол.

Получить пощечину без предупреждения или даже без особой причины становилось все более нормальным. Как жалко было видеть ребенка, который хотел быть любимым, а вместо этого получал физическое и душевное страдание. Поскольку эти сцены неблагополучной семьи все учащались, то на протяжении лет я видел, как любовь постепенно заменялась ненавистью к людям, которые в действительности хотели быть любимыми. Просматривая эти сцены нашей семьи, я то и дело хотел вмешаться, но это была лишь запись происходящего и ни каким образом не могла быть изменена. Ангелы и Иисус делились своими чувствами радости, когда в нашей семье проявлялась любовь, и они разделили свое разочарование и печаль, когда мы ранили друг друга. Бог поместил мою мать, отца, сестер и меня вместе, чтобы мы любили и поддерживали друг друга в нашем путешествии по жизни, возрастая в любви и духе. Мы же лишь адаптировали наше желание любви в той нездоровой ситуации, которая складывалась.

Мы постепенно подошли к сценам в моей жизни, когда я стал подростком. Я становилась все более мятежный, и было больно видеть, какие страдания я причинял отцу, отвергая его эмоционально. Чем больше мы боролись с ним, тем более наши отношения ухудшались. Для меня было сюрпризом видеть, какой вклад я внес в эту вражду. Я совсем не был невинной жертвой, как я себе это представлял. Я искал дружбы с другими

Я искал дружбы с другими парнями, которые принимали меня и были ко мне добры. Я достиг значительных успехов в толкание ядра и метание диска во многом благодаря тренеру, который помогал мне и поддерживал. Однако Ангелов и Иисуса абсолютно не интересовали соревнования по толканию ядра, которые я выигрывал. Они были заинтересованы в отношениях и в том, как мы ободряли и помогали или наоборот, причиняли боль друг другу.

Появление рок-н-ролла имело в себе послание, которое находило отклик в моем подростковом разуме. Его посланием было то, что любовь, это лишь романтическое чувство и интимные отношения с представителями противоположного пола. Я охотно следовал призыву и стал активно искать девушек.

Тем более что девушек думающих также и ищущих такой же любви, хватало. Музыка, телевидение, кино, журналы и книги бомбардировали нас посланием такой любви. Проблема была в том, что она определяла любовь исключительно сексуальными отношениями. Ни я, ни мои сверстники не понимали, что любовь и сексуальные отношения это не то же самое. Медиа и культура вынуждали нас рассматривать членов противоположного пола, как только объект для сексуального удовлетворения. Отношения между мужчинами друзьями были часто агрессивными, потому что мы были конкурентами для женщин. Это было духовным бедствием для меня, да и вообще для всего моего поколения. Нам было весело, но мы были не удовлетворены, потому как мы искали любовь не там.

Церковь, школа и дом стали не актуальны к преследованию в жизни любви, потому что отказывались обсуждать секс и другие темы, имеющим отношение к нашей подростковой жизни. Этот период из моей жизни было стыдно смотреть в божественной компании, потому что я был ведом желанием любить и быть любимыми. Бог не особенно заинтересован в сексуальном выражении человека. Бог заинтересован в том, как мы любим друг друга и не хочет, чтобы мы эксплуатировали друг друга.

Сексуальная революция, в которой я вырос, была противоположностью настоящей любви, при этом преподнося секс как истинную любовь. Эта культурная волна гедонизма была залита алкоголем и наркотиками, которые еще дальше отдаляли от любви и Божьей воли. Было удивительно видеть, что Бог избрал женщину, чтобы любить меня и что бы я любил ее. Со временем мы женились и имели самую интимную, трудную, прекрасную возможность познакомиться с истинным смыслом любви друг ко другу. Бог свел нас вместе и соединил, чтобы научиться любить. Я видел это, когда мы просматривали мою жизнь.

Далее Иисус и ангелы рассказали мне о Боге. Я просил их рассказать, о том, какой Бог, и они сказали мне следующее: Бог знает все, что произойдет, и главное, Бог знает все, что могло бы произойти. В каждый момент времени Бог знает обо всех возможных переменных каждого события и каждый возможный результат. Бог не диктует итог каждого события, это являлось бы нарушением Божьего творения. Это потому, что каждая крошечная часть энергии и материи имеет свою собственную целостность и выполняет свою задачу. Каждое живое существо имеет свою собственную волю, которая должна быть выражена.

Каждый сознательное существо имеет свой собственный опыт, который должен быть пережит и должно из него научиться. Бог сотворил все, быть тем, чем оно есть, и он знает конечный результат, который является частью дизайна Творца. Каждое действие служит Божьей цели, выполняя свое естество, включая полный спектр активности с негативной до позитивной. Результат будет всегда служить конечной цели Бога, независимо от того, сколько времени это займет и насколько невозможным это для нас представляется. Не имеет значения, понимаем ли мы, люди, почему происходят те или иные вещи, и то, как мы это оцениваем, потому что мы не контролирует творение. Творение не является Творцом, это не наш мир, и он нам не подвластен. Наша задача заключается в том, чтобы выяснить, как мы можем быть частью Божественного Плана. Бог же дал нам людям божественный образ и подобие, чтобы понять свою роль в Божественном Плане.

Бог наделил людей божественной способностью понимать прошлое и будущее, с тем, чтобы мы могли изменить наше поведение для принятия и продвижения или противостояния Божественной Воле к конечной цели: Великому благу. Бог видит наши ошибки и позволяет им происходить, зная, что мы будем страдать от последствий наших ошибок. Верховное Существо видит наши верные решения и радуется, зная, что мы сделали еще один шаг ближе к Богу.

Они объяснили мне, что люди испытывают эмоции Бога, когда участвуют в процессе создания, как и Бог участвует в создании и чувствует наши эмоции. Они сказали мне, когда у нас появляются дети, мы делаем мир вокруг них настолько безопасным, насколько это возможно. Мы сводим к минимуму любые опасности, которые могут причинить им вред. Бог сделал то же самое, создав мир вокруг нас, с естественным порядком, весьма предсказуемым и ограниченным (нашу физическую вселенную). Мир, в котором мы живем, и наша способность влиять на этот мир соответствуют замыслу Бога. Принцип "причина - следствие" регулируют всю нашу жизнь. Бог хочет, чтобы мы поняли это всем своим существом. Каждая мысль и каждое дело оказывает эффект на сферу нашего влияния. Негативные мысли приводят к негативным действиям, также как и положительные мысли приводят к положительным результатам.

Я их спросил о том, почему на земле были войны, они были быстры и решительны: "Бог ненавидит войну. У Бога нет желания, чтобы вы прибегали к насилию и разрушительным средствам, чтобы устанавливать свою волю друг над другом. Но Бог позволяет войне случаться, когда вы полны решимости воевать. Бог влиял на вас в ходе истории, что бы вы могли найти мирные способы решить свои разногласия. Подавляющее большинство войн, которые вы желали, не произошли, потому что Бог тонко влиял на людей.

ОТВЕТЫ НА СЛОЖНЫЕ ВОПРОСЫ

У меня была возможность задавать вопросы Иисусу и ангелам и они доходчиво отвечали.

Я спросил: "Каким образом все появилось?"

До Бога не было ни времени, ни пространства, ни материи. Ангелы в разговоре по разному называли Бога, но чаще всего использовали термин Один/Единственный. Бог есть Единственный, потому что Бог является источником всего. Не существует НИКАКОЙ вещи, вне Бога. Все произошло от Бога и все к нему вернется. Они попытались объяснить мне, так чтобы я мог понять, что Бог подобно художнику, который пишет картину, потому что ему просто приносит удовольствие творить. Один из атрибутов, который является образом и подобием Бога это желание создавать новое. Мы творим не только как художники, музыканты, писатели, артисты, но и как родители, рабочие, медики, ученики и даже просто как люди любящие других. Бог творит вселенные, которые становятся самовоспроизводящимися.

Есть бесчисленное количество разумных существ и Бог присутствует во всем творении. Все создание находится для Бога в настоящем времени и сознание Бога во всем его творении. Все что было, есть и все, что будет, это есть этот момент для Бога.

Наше понимание прошлого и будущего, времени и разделения это не то, как видит Бог. Бог не подается нашему пониманию, кроме тех немногих вещей, которые Бог избрал, чтобы открыть нам свою истинную природу. Мы получили способность знать Бога, будучи созданы "по образу и подобию Бога". Главная характеристика, того что позволяет нам познать что-то о Боге есть любовь.

Любовь это проявлять о чем-то очень сильную заботу. Мы говорим, что мы любим: шоколад, рыбалку, историю, человека, музыку, автомобили, садоводство, летать в самолете, шить и т.д. Эта страсть, которую мы переживаем к чему то, это чувство любить, что-то страстно заложено в нас от Бога. Когда мы любим, мы познаем Бога. Бог любит все страстно. Любовь бесконечно сложна, потому что в ней много составляющих. Мы были созданы, чтобы научиться любить. Научиться жить любя, занимает больше времени, чем вся жизнь. Каждому человеку будут даны все возможности и ситуации, которые ему или ей необходимы, чтобы научиться любить.

"Мы физические существа или духовные?" - спросил я.

Мы дети Бога, Дух ставший плотью. Мы выражение Духа и более того мы соучастники в постоянно увеличивающемся и постоянно расширяющемся создании. Бог может создавать бесконечно. Как Бог создает божественный Дух в бесконечном разнообразии то, что никогда не существовало и для нас находится вне представления. Допустим, если вы сделали произведение искусства или любой другой неодушевленный предмет, он может быть прекрасен, но он просто лежит, он не имеет самовоспроизводящейся жизни.

Но если вы родите ребенка, то ребенок развивает свою собственную жизнь. Он вырастает другим, становится отличным от вас. Бог создал Вселенную, которая не только обладает достаточной энергией, но и становится гораздо более сложной каждую следующую минуту, более богатой и разнообразной с точки зрения Духа, опыта, эмоций и мысли.

Бог наслаждается будучи каждым из его творений. Он испытывает радость, когда любой из его творения думает или размышляет о Боге. На миг представьте себе, созерцать себя со всех точек зрения всех сотворенных во Вселенной. Вот что такое, когда Бог является Богом через Божье творение.

Материя - это состояние энергии; энергия - это реализация божественного разума. Энергия сотворена в движении божественного разума. Требуется время и умственный процесс, чтобы получить энергию там, где она может быть привлечена к более сложному структурному состоянию, которым является материя. Затем это займет еще больше времени и изобретательности, чтобы появившаяся материя смогла производить жизнь.

"А кто управляет всем этим?"

Большое количество слуг Божьих (ангелов) вовлечены в организацию физической вселенной. Они приводят эти события в жизнь, проводя материю через все этапы ее развития. Божий ум и воля остается за всем, что происходит. Для того чтобы мир существовал, требуется очень много умственного процесса и желания, и это не прекращается ни на секунду.

Функции ангелов по отношению к развитию Земли, это как садоводство, довольно мягкое и аккуратное. Вы сеете семена, вы поливаете, вы подрезаете растение, но, тем не менее, оно имеет свою собственную жизнь. Любой, кто занимался садоводством, знает, что чем более вы позволяете растению стать самим собой вместо того что бы пытаться принуждать его стать чем то, чем вы хотите его видеть, тем более эффективна ваша помощь растению развиться до своего полного потенциала.

"А какова конечная цель развития жизни?"

Все есть проявление Божьего разума и Божьей воли. Живые творения в отличие от неодушевленных объектов имеет больше Божьей воли в себе. К примеру, есть очевидная разница между растением и камнем. Камень тоже есть излучение от Бога, но у растения есть способность поворачиваться, расти, двигаться и размножаться. Активное существо, каким является животное, настолько отличается от растения, как растение отличается от камня. Мыслящее существо настолько сильно отличается от не разумных существ как животное от растения. Божественный дух, который является причиной рождения живых творений, является очень и очень специальным. Существует нечто очень замечательное, что происходит в человеческом младенце, в соединении мужского и женского, что создает эмбрион. Эта малая божественная искра является духовным ростком, который разовьется в полностью развитую душу. Это – потенциал, который через курс человеческого развития может стать зрелой душой, готовой превратиться в чистый дух.

Если ребенок умирает, его душа восходит к источнику. Внутри луковицы тюльпана - растение тюльпан. В спорах папоротника весь папоротник. Там есть все, чем может быть Папоротник. Также в случае с человеческим зародышем. Чтобы полностью развиться в качестве зрелой души ей нужно жить эмпирически, то есть жить исходя из прожитого опыта.

Когда умирает взрослый человек, он или она, возможно, полностью почерпнули все что может быть извлечено из физического мира. Что-либо сверх этого было бы избытком. Человек не достигает в этом обучении совершенства, но конечная духовная шлифовка и полировка будет произведена за пределами физического. Мы сформированы, чтобы развиться в духовное существо.

Ребенок полон потенциала, он еще не стал полным инструментом, уникальным, индивидуальным, развитым, волевым, интеллектуальным, духовным инструментом Бога. Если душу, по каким причинам, в физическом мире ждет неудача, она будет возвращена обратно к источнику.

Главное, это понять потенциал здесь и сейчас. Мы не должны пытаться избежать своих обязанностей Божьих людей, здесь и сейчас. Каждая секунда нашей жизни в этом мире, является критической возможностью сказать Богу «Да». Пусть с этой минуты начнется твое доверие Богу. Ответь на любовь Бога сегодня. Мы отвечаем на Божью любовь тем, что трансформируемся в образ и подобие Бога. Это не трудно найти, поскольку Бог дал нам совершенную модель, чтобы научить нас совершенной любви. Он жил две тысячи лет назад, и Он живет сегодня. Он пошлет свой дух в Вашу жизнь, если мы попросим его. Этот Дух Христов будет направлять Вас, и раскрывать Вам природу Бога, и Вы будете становиться духовным существом. Все, что мы должны сделать, это пригласить Духа Иисуса Христа в нашу жизнь, и Вы начинаете путешествие на Небеса.

"Что есть реальность?"

Поскольку происходящие со мной события показали мне, что реальность значительно больше, чем то, что мне было известно до этого. Доктрины веры направляют нас к истинной природе реальности, о которой мы не знаем. Религия, оказывается, открывает наш разум и дух для большей реальности. Когда мы сталкиваемся с тайнами нашего существования, мы оставляем наш эгоцентризм и начинаем испытывать большую реальность. Многое, из того что мы называем сверхъестественным это лишь реальность которой мы не понимаем.

"Какая религия лучше?"

Я скорее имел в виду конфессию, среди их огромного количества, я хотел, чтобы они назвали одну правильную. Я ждал, что они скажут методисты или пресвитериане, католичество или назовут какую-то другую деноминация. Они сказали: "Та церковь или конфессия, которая больше всего приближает тебя к Богу". "Но какая это?" не успокаивался я. Есть хорошие люди в плохих конфессиях, и есть плохие люди в хороших конфессиях. Не так важно, какая конфессия, что важно так это то, что люди с этим делают. Церковь или конфессия это транспортное средство чтобы доставить вас к месту назначения, цель церкви, чтобы помочь вам иметь личные отношения с Богом. Бог хочет, чтобы вы любили его всем своим существом и что бы вы узнали правду Бога. Если вы найдете Бога в близких, любящих отношениях, тогда вы на правильном пути. Слишком часто церкви служат своим собственным интересам, они заинтересованы в сохранении себя, в контроле и доминировании жизнями людей.

Церковь или конфессия это всего лишь средство, чтобы найти Бога, это не конечный пункт. Истинная вера это любовь к Богу в каждом слове, мысли, и действии человека. Бог любит всех людей, и его радуют церкви, которые ищут Бога в Духе и Истине. Бог не терпит злоупотребления, то есть церковь или конфессию, которая создает раскол между людьми, которая оправдывает насилие, порождает гордость и самодовольство. Бог гораздо больше какой-либо конфессии. Дух Христов обращается ко всем людям во все времена, чтобы привлечь их к Богу.

"А как насчет атеизма?"

Не существует такого понятия как атеизм. Невозможно поверить в ничего или верить в отсутствие чего-то. Бог является источником всего, поэтому говорить, что ты не веришь в Бога, просто не разумно. Люди, которые говорят, что они не верят в Бога, на самом деле злы на Бога или они не хотят верить в образ Бога, который им когда то преподнесли.

Если ты существуешь, то ты веришь в Творца, если ты способен думать, то ты веришь в Творца. Однако, несмотря на веру люди не способны узнать о Боге или иметь какое-либо понимание о нем без Божественного откровения. Бог открыл свою истинную природу многим людям. Бог откроется любому, кто захочет узнать Бога.

"Иисус ты Сын Божий?"

"Да" ответил Иисус. Бог прошел человеческую жизнь в его лице. Дух Бога был настолько полным, в человеческом теле Иисуса, что Он был Богом в теле. "Почему он не доказал это всем?" Если он был Богом, то мог сделать что-то впечатляющее?

Бог хочет, чтобы люди выбрали Бога свободно и без принуждения. Бог не угрожает и не вынуждает нас верить. Бог хочет, нашу любовь и доверие только по любви. Бог не хочет рабов, механического послушания. Бог хочет, чтобы вы выбрали его свободно. Поведение, которое выглядит религиозным, но лишено подлинной любви, отвратительно Богу. Богу больше угоден честный агностик (сомневающийся), нежели религиозный лицемер.

Я продолжал задавать, вопросы, которые приходили мне на ум и они на них отвечали. Затем они сказали, что мне нужно будет вернуться обратно. Это было дня меня шоком, поскольку я надеялся, что мы будем продолжать наше путешествие в рай. Иисус мог бы сделал меня совершенным, и я присоединился бы к святым в моем духовном пути к Богу. Было болезненно осознавать мое несовершенство, но я знал, что Иисус мог удалить мои недостатки и заполнить меня Его любовью и знанием.

- "Я не могу вернуться в мир. Мир полон зла и несовершенства"- возразил я.

- "В мире есть зло и несовершенство, но в нем существует достаточно добра, любви и красоты, ты их найдешь, если ты будешь искать" ответили они".

- "Но я видел, в основном, плохих людей, которые обращаются друг с другом с жестокостью и призрением".

- "В мире и в людях ты найдешь то, что ты ищешь. Если ты любишь, ты найдешь любовь. Если ты ищешь красоту, ты увидишь красоту. Если ты будешь жаждать добро, ты будешь получать добро. То, что внутри тебя, будет привлекать то же самое снаружи. Если ты любишь, к тебе придет любовь. Если ты ненавидишь, тебя найдет ненависть.

- "Я видел, как любящие люди в ответ получают зло и ненависть": сказал я.

- "Любовь сильнее, чем ненависть, и она всегда побеждает".

- "Почему тогда хорошие люди гибнут от рук других людей?"- возразил я.

- "То как ты судишь о вещах, это не то, как есть на самом деле. Ты судишь по внешности, но это далеко от реальности. Ты думаешь, богатство, имущество, физическая привлекательность и долгая жизнь означают успех. Они не обязательно вообще что-либо значат. Многие из тех людей, которым Бог дал Дары любви, мудрости, радости, и надежды, никогда не имели богатства, власти, материальных вещей, физической красоты и долгой жизни. Когда Бог пришел в мир через Иисуса Он не имел НИ ОДНОЙ из этих вещей. Они являются ничем по сравнению с духовным ростом души. Поэтому материальное богатство, власть и удовольствие здесь абсолютно не причем. Жизнь дана только с одной целью, которая заключается в том, чтобы любить Бога. Вы любите Бога, изучая Его волю, и осуществляете Божью волю любя друг друга. Все остальное не имеет НИКАКОГО значения для целей вашей короткой жизни на земле".

- "Как я мог знать Божью волю?": спросил я.

- "Бог послал в мир много учителей, учить послание любви друг ко другу. Бог ясно продемонстрировал это послание жизнью Иисуса в мире, и бесчисленными примерами людей, которые знают о Божьей любви, и разделяет эту любовь с их братьями и сестрами. В центре каждой души есть любовь к Богу и стремление получить Божью любовь и делить ее со всеми Божьими детьми. Понять, кто ты есть на самом деле и стать дитем Божьим, является единственной причиной, по которой вы родились в мир".

- "Почему тогда мы не знаем, что это в этом причина жизни?"

- "Вы получили самый большой дар который Бог дает своим людям это способность принять Божью любовь или отказаться от нее, это самая большая свобода, которую Бог дает любому человеку. Это также является частью сущности Бога, он не оказывает давления и ни кого не принуждает. Истинная любовь свободно дается и свободно принимается, любовь не выдвигает никаких условий, и ее нельзя заслужить. Вы живете в этом мире, чтобы узнать истинную природу любви. Не ожидай никакого вознаграждения, когда проявляешь любовь, кроме как стать частью Божьей любви".

- "Почему Бог не сделает что-то, чтобы привлечь внимание людей? Почему Бог не превратит небо в оранжевое и не напишет на нем "любите Бога"? Почему Бог не сделает что-то впечатляющее, что бы мы знали, что делать?"

- "Бог не будет требовать вашей любви. Это опровергает саму природу любви. Любовь должна быть выбором. Нельзя заставить человека любить и запугать что бы он полюбил тоже нельзя. Это не любовь, это подчинение, Бог не хочет порабощать, он хочет, чтобы люди свободно выбрали и ответили на его любовь. Ты прекрасно знаешь, что ты был свободен в выборе принять или отвергнуть Божью любовь. Каждый человек, родившийся когда-либо, имел одинаковые возможности. Каждый человек сталкивается с одним и тем же выбором".

- "Почему одним это легче, чем другим?" Как могут люди выбрать Божью любовь, когда они живут в ужасном окружении? "

- "Окружение, в котором человек родился это люди, которые либо взращивают доброту и любовь, либо ненависть и недоверие. Окружение это не материальное богатство. Любящие люди выходят и из худших в мире трущоб. Люди полные ненависти растут и в самых богатых домах. Все души могут свободно выбирать. Обстоятельства их культуры могут оказывать на них влияние, но они не определяют, выбор человека.

Даже в самых благоприятных обстоятельствах у самых любящих родителей может вырасти человек, отвергающий любовь, и в самой худшей среде с самыми жестокими родителями может вырасти любящий человек. Ты не можешь об это судить, есть ли у человека любящее отношение к Богу известно только Богу и этому человеку.

Каждый человек свободен в выборе независимо ни от чего. Люди всегда будут иметь возможность свободно отвергнуть Бога потому, что Бог дал вам дар свободы. Вы должны понимать, что Бог дал вам самый большой дар который Бог только может дать живому существу: свободу выбрать стать частью Божьей любви или не стать частью Божьей любви".

- "Почему я выбрал отвергнуть Божью любовь?"

- "Ты уже знаешь, ответ на этот вопрос. Ты был зол на людей обладающих властью в твоей жизни. Ты был зол на все то, во что они верили. Ты попытался создать себя в глазах других, как человека независимого от людей вокруг тебя. Ты хотел быть абсолютным центром своей вселенной. Ты хотел давать оценку и судить о вещах так, как тебе хотелось. Ты захотел быть богом для себя. Посмотри, что из этого вышло.

- "Если я вернусь в мир я ведь буду продолжать делать ошибки?" Может быть, я даже буду делать те же самые ошибки? Я не могу вернуться зная, что я буду отдалять себя от Бога".

- "Когда ты вернешься назад, ты будешь делать ошибки. Это то, как ты учишься и растешь. Если бы ты не делал ошибок, ты был бы либо совершенным, либо не был живым. Бог создал мир, в котором учатся на опыте. Важная вещь, которой тебе надо научиться, это не делать те же ошибки снова и снова, ты уже до этого побеждал себя и получал от этого удовольствие. Бог хочет, чтобы ты рос духовно путем проб и ошибок, и не повторял бесконечные циклы обреченного на провал поведения. Бог хочет, чтобы ты и все люди достигали успеха в духовном росте. Бог хочет, чтобы вы становились похожими на Христа, стали его сыновьями и дочерьми".

- "Но ведь то, что я буду совершать ошибки, будет отделять меня От Бога?"

- "Когда ты сделаешь ошибку, тебе нужно подумать над тем, что ты сделал и почему ты это сделал и найти альтернативу. Скажи Богу конкретно, что ты знаешь, что ты сделал, и то почему ты это сделал, и что ты собираешься предпринять. Тогда ты получишь прощение уже прежде, чем ты попросишь его у Бога. Но Бог удалит твою ошибку из записи твоей жизни, только в том случае, если ты действительно готов быть прощен. Ты должен сожалеть об ошибке и постараться никогда не повторять ее снова. Бог хочет, чтобы ты был в этом успешен".

- "Как я могу быть уверен в том, что я прощен?"

- "Это очень важно, чтобы вы понимали Божье прощение. Когда ты просишь у Бога простить тебя и имеешь это в виду от всего сердца, то ты прощен. Сомневаться или отказываться от Божьего прощения оскорбляет Бога. Слишком часто люди просят прощения у Бога и отказываются от него. Они живут, как будто они не прощены. Бог хочет, чтобы вы были полны радости, чтобы из вас вырастали замечательные сыновья и дочери. Бог не хочет, чтобы вы носили вину. Бог хочет, чтобы вы развивали ваш полный потенциал, как творческих, радостных, участников создания. Когда вы просите у Бога прощение вы его получаете".

- "А если я пойду на Небо, я бы мог уже стать личностью, которой Бог видит меня".

- "Ты не готов идти на Небо. Ты не прожил жизнь, которая соответствует жизни в раю. Тебе нужно научиться многим вещам в мире и тебе все еще нужно закончить работу, которая заключается в том, чтобы позаботиться о людях, которых Бог хочет, чтобы ты любил".

- "Кого я должен любить?"

- "Мать, отца, сестру, жену, сына, дочь, твоих студентов, коллег учителей, соседей. Ты был рожден любить их". "У тебя есть возможность позаботиться о них и сделать это гораздо лучше, чем это мог бы сделать я".

- "Мы любим их и заботиться о них, но ты, это наши руки для заботы о них. Это твоя работа, для которой ты создан".

- "Но мир будет продолжаться и без меня. Я не вижу, почему мне нужно жить в нем".

- "Потому что ты можешь спасти мир".

- "Я так не думаю. Я никто, и я не смогу спасти мир. Люди, которые считали что они спасали мир были не в своем уме. Большинство из них, как и Наполеон или Гитлер были безумными которые сделали больше вреда, чем пользы. Каким образом я мог спасти мир?"

- "Ты должен любить ближнего, человека который рядом с тобой".

- "Как это спасет мир?"

- "Когда ты любишь человека, этот человек будет любить другого, и тот человек будет любить следующую, и так далее ".

- "Что будет, если один из этих людей попадет под машину? Тогда это прекратиться".

- "Ты не одинок в Божьем плане, спасти мир, там миллионы людей, любящих людей".

- "Есть так же миллионы людей полных ненависти".

- "Это воля Бога и это будет сделано. В мире ангелов гораздо больше чем людей. Ангелы пытаются влиять на людей, чтобы они любили и заботились друг о друге. Все Небо молится за изменения в мире. Это Божья воля и Божья воля должна быть реализована как на Небе, так и на земле.

- "Я не знаю, смогу ли я сделать это".

- "Ты сможешь сделать это, мы поможем тебе".

- "Если вы пошлете меня обратно, все будет, как прежде? Смогу я видеть и слышать вас как сейчас? "

- "Нет, будет так, как было раньше, но мы будем с тобой".

- "Я не хочу возвращаться. Я никогда не знал такой любви как здесь. Я не смогу жить, у меня разорвется сердце".

- "Мы всегда будем с тобой, так же как мы всегда были с тобой".

- "Я знаю, но если я не буду видеть или слышать вас, то все будет как всегда, словно вы не существуете. Я умру, я не смогу так жить".

- "Будет время, когда ты будешь знать, что мы рядом. Ты будешь чувствовать нашу любовь".

- "Могу я попросить вас являться мне?"

- "Нет, Если мы появимся, то это будет очень необычным. Ты можешь молиться и знать что мы близко, ты будешь чувствовать нашу любовь".

- "Как мне молится?"

- "Зови Бога, говори Богу, о том, что ты сделал, как хорошие, так и плохие вещи. Будь честным с Богом. Не скрывай ничего, Бог все знает. Ты не можешь удивить Бога. Он хочет услышать это от тебя. Доверяй Богу, Он любит тебя за то, кто ты есть. Проси у Бога прощения за то, что ты сделал неправильно и знай, что Бог прощает тебя. Благодари Бога за любовь к тебе и за прощение. Проси Бога наполнить тебя Божьей любовью, затем остановись и позволь Богу любить тебя. Ты будешь чувствовать любовь вокруг и внутри тебя. Ты будешь знать, что мы рядом".

- "Обещаете мне, что всегда будете со мной рядом?"

- "Обещаем".

- "Ну что ж, я думаю, я мог бы вернуться в мир, если вы всегда будете со мной рядом".

После этого я вернулся.

ВОЗВРАЩЕНИЕ

Яркий свет светил мне прямо в глаза, я лежал на спине и смотрел на яркие, светящие на меня огни, когда заметил фигуры людей стоящие вокруг меня. Они лили мне на живот теплую мыльную воду и осторожно мыли меня, затем они смывали мыльный раствор холодной водой. Они проделывали это снова и снова, я пытался понять, где я был. "Где я? На Небе или на Земле?" задал я вопрос самому себе.

Широкие глаза внимательно посмотрели на меня с лица в маске. Затем одна из человеческих фигур бросилась бежать, и я услышал разговор на французском языке. Я понял, что это было на Земле, в больнице, и это были врачи и медсестры. Медсестра рассказала врачу, что я очнулся, а он сказал, что это невозможно. Он подошел к столу, на котором я лежал. Я закрыл глаза, поскольку чувствовал себя неловко смотреть на него, в то время когда я должен был быть без сознания. Он побранил медсестру за то, что докучает его и отошел обратно в другую сторону зала. Медсестра склонилась надо мной и посмотрела на мои закрытые глаза. Я почувствовал ее лицо в нескольких сантиметрах от моего лица, я открыл глаза и улыбнулся ей. Я никогда не видел ее раньше, но почувствовал сильную любовь к ней, однако ее это абсолютно не радовало. Наверное, мне лучше заснуть подумал я, было бы гораздо лучше, если бы я был на небесах, я очень хотел там быть. Зачем я вернулся? Я продолжал приходить в себя, и при этом чувствовал ужасную боль как будто по моему животу проехал грузовик. К моему телу было подключено множество трубок.

Все мое тело кроме пальцев ног ужасно болело. Я лежал на постели в большой комнате вокруг был полумрак. В другой стороне комнаты лежал человек, который был перевязан с головы до ног. Как долго он там был? Что с ним случилось? Может он был причиной того, что я ждал операции одиннадцать часов? Может он попал в ужасное дорожно-транспортное происшествие?

Пережил ли он все это? Я так никогда и не узнал ответы на эти вопросы.

Реален ли мой опыт с Иисусом и ангелами или мне это привиделось? Поскольку это произошло всего час назад, я начал сравнить его с тем что происходило сейчас. Ощущения зрения, осязания, вкуса и слуха были тогда более яркими, чем сейчас. Что же является реальностью?

Я знал, что теперь мне придется менять всю свою жизнь, но с чего начать? Несмотря на общую боль в моем теле, я был эмоционально счастлив. У меня было гигантское чувство любви, я хотел поделиться этой любовью с кем-нибудь.

Несколько часов я лежал и думал обо всем том, что я узнал. Вдруг в комнату зашла Беверли и назвала меня по имени. Я сказал: "Я люблю тебя".

"И я тебя люблю," - ответила она.

Я: "Так много любви!"

Она: "Да, я люблю тебя".

Я: "Это огромный океан любви!".

Она: "Да многие любят тебя".

Я: "Я знаю, но любовь больше".

Она: "Да, дорогой".

Я: "Просто позволь себе войти и быть в любви".

Она: "Как ты себя чувствуешь?"

Я: "Я хорошо, но тебе надо оставить все и быть в любви".

Она: "Да, дорогой, хорошо".

К ней было не достучаться, я отчаянно хотел рассказать ей обо всем, а она ничего не понимала. Мы поговорили еще немного, и она ушла. Как я должен был сказать ей, о том, что испытывал? Как я должен был объяснить ей оставить все и позволить любви войти в её жизнь? Поверит ли она мне? Поверит ли мне хоть кто-нибудь? Нет, я должен убедить её, я не хочу, чтобы она или кто-то другой пошёл в место мучений. Следующим днем был понедельник, и я был один в палате за исключением мужчины перевязанного бинтами. В комнате было полутемно, когда вдруг её наполнил яркий свет.

Молодой, красивый мужчина стоял у кровати. Он был около 180 сантиметров высотой, с атлетическим телосложением, на нем была рубашка с короткими рукавами без воротника, белые брюки и белая обувь. У него были короткие, светлые волосы. Он знал моё имя и обратился ко мне по-английски. Я спросил, как его зовут, его имя было французским. Он говорил на английском языке с американским акцентом, и я спросил его об этом. Он рассказал, как учился в США много лет. Он хотел знать, как у меня дела, я сказал, что мне хорошо, однако слукавить мне не удалось, поскольку он снова спросил меня о моем состоянии. Я сказал ему, что состояние не очень хорошее. Он сказал, что наблюдал за мной, и что будет продолжать проверять мое состояние. Затем он добавил, что я, возможно, не увижу его, но он будет рядом со мной, чтобы убедиться, что мне становится лучше. Мы пообщались еще немного, затем он попрощался. Когда он ушел, в комнате снова стало темно. Сразу же после его ухода в комнату вошла медсестра, и я спросил ее, кто этот молодой врач, который только что посетил меня. Она сказала, что в палату никто не заходил.

Я описал человека, который только что вышел, она сказала, что это невозможно, потому что ее письменный стол стоял сразу за дверью, где она сидела в течение длительного времени, и за это время никто не входил в палату. Я спрашивал о нем мою жену и других медицинских сестер, никто о нем ничего не знал. Затем я понял, что это был ангел, который принял человеческую форму, чтобы ободрить меня и заверить, что я не одинок. Во вторник утром я был переведен из хирургического отделения и в палату, где я был принят в субботу в полдень.

Моего соседа по палате Монсье Флорина не было, он был отправлен на обследование. Один в солнечной комнате, я начал было отчаиваться из-за того, что я не смогу оправиться от разрыва в желудке. Я сомневался в том, что кто-нибудь поверит в мое путешествие в ад, во встречу с Иисусом и ангелами. Я хотел рассказать жене, что случилось, но мне казалось, она не верила.

"Я, скорее всего не выживу" - сказал я вслух в пустой комнате.

Вдруг я услышал голос: "Купи билеты домой на понедельник". Я оглядел комнату, она была пустой. Кто это? Я произнес: "Как я могу вернуться домой в понедельник, когда я даже на ногах стоять не могу?"

Голос сказал: "Тебе станет гораздо лучше, и ты сможешь полететь домой!"

Я ответил: "Как я могу в это верить?"

Он ответил: "'Поверь".

В два часа дня на посещение приехала моя жена. Я сказал ей, что мы собираемся ехать домой и чтобы она купила билеты на самолет на понедельник утром.

На что Беверли сказала: "Хорошо, я скоро вернусь". Это было очень странно, потому что мне сказали, что я должен был лежать в больнице еще месяц, да и вообще я был слишком слаб, чтобы пытаться встать с постели. При этом у меня было пятьдесят шесть металлических скоб, которыми скреплялся шов на моём животе. Моя жена занимается прокурорской деятельностью и не делает вещи импульсивно. Но в тот момент она нашла телефон-автомат в коридоре рядом с палатой, и позвонила ее родителям в Айову Сити. Она спросила их, не могли бы они перевести нам две тысячи долларов на авиабилеты, чтобы мы могли вернуться домой. Они попросили её номер телефона и сказали, что скоро ей перезвонят. Они позвонили в банк своему консультанту, и он сообщил им о том, что он сам недавно вернулся из поездки в Париж и во время своего пребывания тоже экстренно понадобились деньги переводом из США, поэтому он знал, как и что сделать. Он сказал, что переведет две тысячи долларов на имя Беверли, которые она сможет забрать через полчаса в одном из банков в Париже. Родители перезвонили и сказали, где забрать деньги. Беверли зашла ко мне в комнату и сказала мне, что едет покупать авиабилеты и вернется через пару часов.

В начале пятого Беверли уже была в моей палате с двумя билетами Париж - Цинциннати, штат Огайо. Я сказал: "Зачем ты это сделала? Это же сумасшествие! Как я смогу полететь домой через неделю?"

"Ты хочешь, чтобы я вернула билеты?"

"Нет"

"Тогда что ты хочешь, чтобы я сделала?"

"Я не знаю".

"Зачем ты попросил меня, их купить, если мы не можем полететь?"

"Я не знаю зачем. А почему ты сделала то, что я сказал?"

"Я не знаю".

Через какое-то время я снова спросил ее, почему она купила билеты, потому, что её поведение было странным. Она сказала, что она была под каким-то воздействием. Мы не решились сдавать билеты и оставили их надеясь что полетим.

В следующие дни, я разговаривал в палате с невидимым существом, думая, что он мне отвечает, тогда еще я не знал, что это и была молитва. Единственный раз, когда Я услышал снова этот голос, был ответ на моё обвинение, что это было неправильно просить меня купить билеты, которые мы не сможем использовать. Ведь мы были вынуждены занимать деньги у родителей моей жены.

Голос сказал: "Верь!"

В Среду, у меня из рук вынули внутривенные трубки. Затем вынули трубку из моего горла. Однажды ночью я сам вытянул отсасывающие трубки из моего живота. В пятницу врачи вынули половину скоб, а остальные были сняты в субботу. У меня была высокая температура, но, похоже, врача или медсестер это нисколько не беспокоило. Сорокапятисантиметровый разрез быстро заживал.

В Субботу моя температура поднялась почти до 40 градусов. Медсестра сказала, что это случилось потому, что я оставил термометр на солнце, чего я не делал. Я не брился и не мылся уже неделю. Беверли привезла мою одежду, обувь и туалетные принадлежности. Я чувствовал себя настолько слабым, что несколько минут ходьбы полностью меня изматывали. Я был уверен, что мне не становится лучше. Более того я знал, что я мне становится все хуже. Но в воскресенье утром, я чувствовал себя хорошо, поэтому я встал и обмылся в раковине в палате. Я помыл всё тело, волосы, почистил зубы, и сбрил то что, отросло за неделю. Я надел одежду, которую Беверли принесла мне, и сидел в кресле, ожидая ее.

Когда она приехала, я сказала: "Я готов". Мы попрощались с Месье Флорином, который был так добр. Его слова прощания были: "Мне приятно было увидеть ваш "ренессанс". Вы ведь знаете, что значит слово "Ренессанс"? До свидания".

Мы пошли по коридору к тому месту, где были медсестры, чтобы сказать о том, что я покидаю больницу. Медсестра была поражена и побежала за врачом. Когда он пришел, он сказал, что я не был выписан. Я заявил ему, что не было никакой ошибки, что я был выписан и сейчас же ухожу. Я пытался говорить это настолько авторитетно насколько мог. К нашему удивлению он согласился и отправился заполнять надлежащие бумаги. Уже через несколько минут мы были на улице, останавливая такси, чтобы отвезти нас в отель.

Приехав в гостиницу, я рассказал жене все, что случилось со мной в аду и на пути к раю. Я не был уверен поверила ли она в то что случилось со мной, но она точно была убеждена в том, что я сам верил, в то что я ей рассказывал. Я в течение нескольких часов до самой ночи рассказывал во всех подробностях о том, что со мной случилось, когда я был мертв. На следующее утро мы отправились в аэропорт Шарль де Голль, откуда и вылетели в Соединенные Штаты. Беверли поступила очень разумно, приобретя билеты бизнес класса.

Всю дорогу сидение было полностью разложено и я лежал, распростершись под пятью одеялами. По лицам окружавших нас пассажиров было видно, что им, было неловко, находится рядом с человеком, который выглядел настолько больным. Когда мы приземлились в аэропорту в Нью-Йорке, Беверли взяла инвалидную коляску чтобы перевести меня к следующему терминалу.

Наш рейс был отложен на четыре часа, и я, сидя в инвалидной коляске начал чувствовать себя очень плохо.

Беверли сказала, что нам лучше поехать в больницу, но я отказался. Я пошел в туалет и намочил лицо холодной водой, я молил Бога дать мне силы, чтобы добраться домой. Выходя из туалета, я чувствовал себя ожившим и мы скоро поднялись на борт самолета, я был уже в конце пути домой в Цинциннати. Тут уже я был уверен, что справлюсь. Мы приехали домой и легли спать. Ранним утром следующего дня мы отправились в Больницу Санкт-Луки возле нашего дома, где наш семейный врач, доктор Гровер, уже ждала нас. Он осмотрел меня и сказал: "Я не знаю, каким чудом вы выжили!"

"У меня есть влиятельные друзья, сказал я. Мне больше ничего было сказать.

Он направил меня в больницу, в отделение интенсивной терапии для тех, кто находится в критическом состоянии. Мой диагноз был пневмония обоих легких, острый перитонит, и гепатит (не A и не B). У меня была сильная лихорадка, обвисший живот полный желчи. Многие врачи осматривали меня, и лечили большими дозами антибиотиков и дыхательной терапии. Через несколько дней пришел доктор Линне, тем временем мое состояние ухудшалось. После изучения всех пакетов с внутривенными лекарствами они были сняты, и повешены новые пакеты антибиотиков. Я спросил медсестру, что это были за лекарства, и она сказала мне, что это были самые сильные из существующих антибиотиков Пепроцилин и Гентимицин.

Я узнал позже, что массивные дозы антибиотиков, которые я получал, могли полностью уничтожить почки, но, учитывая мою критическую ситуацию, доктор Линне сделал решение о том, что ничего другого не остается.

Хирурги заключили что мое состояние было слишком слабым для операции по очистке обширной инфекции из моего живота который тем временем разбух еще сильнее.

Издалека я был похож на женщину на седьмом месяце беременности. В конце концов, шов разошелся, и вся жидкость вытекла наружу. В течение этих недель я стал все более слабым и психически дезориентированным. Я засыпал и просыпался хаотично как днем, так и ночью, я никогда не знал, какое было время суток и какой день недели. Я абсолютно не мог смотреть телевизор, поскольку он путал меня еще больше. Когда люди говорили со мной, мне было очень трудно понимать и осмысливать то, что они мне говорили. Мне хотелось рассказывать людям о Боге, Иисусе, Небесах и аде, и жизни после смерти, но всякий раз, когда я пытался заговорить об этом, меня захлестывали эмоции и все мои близкие стали настойчиво просить меня пока не говорить об этом. Я был очень разочарован, поскольку мне было необходимо не только рассказать всем об этом, но и самому переварить то, что со мной произошло.

Я чувствовал такую сильную любовь к каждому человеку, что мне хотелось обнять всех и каждого и сказать им что Бог их любит. Когда приходили врачи и медсестры, я говорил им, насколько Бог любит их, и что они являются Божьими инструментами исцеления. Позже я узнал от некоторых медсестер, что я был любимой шуткой всей больницы из-за моих сказочных нелепиц.

Вот лежит критически больной человек истекающий желчью, провозглашающий любовь любому вошедшему в палату и постоянно бубнящий об Ангелах, Небе и Боге.

Много раз в течение этих пяти недель в больнице Святого Луки я чувствовал себя так, как будто я скоро умру. Врачи всегда говорили мне, что я был в порядке, но моей жене наедине они говорили, что не знают, доживу ли я до завтра. Однажды я позвонил своему пятнадцатилетнему сыну и попросил его не приходить ко мне. Я думал, что умру в тот день, и не хотел, чтобы он видел, как я умираю. Когда моя жена, мать и дочь посещали меня, я постоянно путал их и сильно волновался. Я постепенно начал терять зрение. Я не мог читать. Я мог понять только несколько слов из каждого предложения, поэтому, когда кто-то разговаривал со мной, то я быстро терял нить разговора. Позже мне говорили, что я повторял одни и те же предложения десять, двадцать, пятьдесят раз. Я сам прекрасно понимал, что был полностью оторван от мира. Единственное о чем я мог думать каждую секунду так это о смерти и о возвращении к жизни. Я мог говорить только об этом, но никто меня не хотел слушать.

Несколько раз в течение этого периода, когда я думал что умираю, в палату входил ангел. Палата наполнялась сияющим белым светом, и прекраснейшая фигура ангела появлялась рядом с моей кроватью. Это происходило только тогда, когда я бодрствовал, и я был поражен внешностью Ангела. Ангел заверял меня, что я буду жить, и что Бог присматривал за мной. Я сразу же чувствовал себя лучше физически и эмоционально. Ангел никогда не приходил когда в палате был кто-то еще и ангел всегда уходил до того, как кто-то приходил. Часто сразу же после того как уходил Ангел заходила медсестра. Она находила меня сидящим на краю кровати, слезы бежали по моим щекам и я говорил о том, что только что в комнате был ангел.

Они всегда смеялся и говорили мне, чтобы я немного отдохнул. Я знал, что они не верят мне. Я знал, что единственная причина, почему я был жив, потому что ангелы помогали моему исцелению. Когда врачи говорили, что мне становилось лучше, я говорил им, что это было, потому что Бог помогал мне.

Они ничего не отвечали. Я хотел, чтобы они помолились вместе со мной, но они были слишком заняты. Доктор Линне был единственным врачом, который бы прислушивался ко мне ко мне, когда я говорил о Божьей любви. Врачи начали говорить мне, что это было чудо, что я ещё жив. Я сказал им, что это было чудо, потому что Бог сделал это. Я знал о том, что антибиотики и забота, которые я получал, были частью Божьей исцеляющей любви. Как Бог вдохновил мужчин и женщин научно понять механику человеческого тела и болезней, Бог дал людям сострадание и стать инструментами Божьей целебной силы. Знали ли они об этом или нет, но врачи и медсестры были руками Христа, восстанавливая жизнь умирающего человека. Они являются руками Христа, исцеляющими больных.

В течение пяти недель я пробыл в палате интенсивной терапии больницы святого Луки. В глубине моего сердца я хотел вернуться домой, в мой настоящий дом, с Богом и святыми на Небесах.

Мне сказали, что у меня было задание, которое я должен был сделать в этом мире, но я действительно очень хотел вернуться домой, поскольку этот мир, был для меня слишком трудным и жестоким. Я терял свою способность видеть, слышать, ходить и общаться. Что от того, что я нахожусь в этом мире? Может ли быть от этого какая либо польза? Я постоянно испытывал боль в теле, а когда я на нее жаловался, мне давали лекарства, которые не позволяли нормально думать. Размышления и мыслительный процесс был единственной занятием, которое у меня осталось. Принимать лекарства которые не позволяли мне размышлять было еще хуже, чем страдание от самой боли.

Поэтому когда боль была настолько сильной, что я не мог ее нести, я молил Бога дать мне освобождение от боли. Чем больше я практиковался молиться за освобождение от боли, тем быстрее она проходила, так как я научился молиться. Молитвы, с которыми я обращался к Богу, обычно начиналась с обращения. "Бог, Ты являешься всем, и все происходит и существует тобою. Ты благость, правда, свет и любовь. Ты знаешь все, и Ты любишь меня. Я являюсь только тем, каким ты меня создал и полюбил. Ты спас меня от смерти и места мучения. Ты пришел ко мне и исцелил меня. Я знаю, каким ты пришел в этот мир и жил в нем, и Ты знаешь все о страданиях, поскольку Ты сам пострадал. Сжалься надо мной, потому что я слаб.

"Я хочу быть таким, каким ты меня создал, но я не знаю, как это сделать. Только Ты можешь показать мне. Я, застреваю в своей боли обрушивающейся на меня. Она говорит мне, что я принадлежу ей, что я ничто. Она пытается убедить меня в том, что Ты не любишь меня и не заботишься обо мне. Боль убивает мою надежду и топит мою радость. Это похищает мою жизнь у Тебя. Это страдание не имеет никакой цели кроме как искать твою любовь. Прошу тебя во имя Иисуса возьми эту боль от меня и дай мне мир. Я расскажу о твоей благости, даже если они будут смеяться надо мной. Это не имеет значения, потому что Ты Бог.

"Я благодарю Тебя и люблю Тебя, потому что Ты слышишь мои молитвы, и Ты знаешь тайны моего сердца, даже больше, чем я сам его знаю. Ты можешь сделать что угодно, и Ты хочешь, чтобы я жил и был наполнен радостью.

"Спасибо за любовь ко мне. Спасибо тебе за то, кем ты являешься. Спасибо тебе за Иисуса. Спасибо за Иисуса, мой друг".

После одной из таких молитв боль исчезала. Это всегда работало, иногда быстрее, иногда медленнее. Часто молитва была прервана сильной болью, и мне было трудно сосредоточиться на Боге, но было важно не сдаваться. Я знал, Бог мог помочь мне победить боль, если я мог сосредоточить мое внимание на нем. Я отказался от всех болеутоляющих лекарств, и когда боль обрушивалась, я горячо начинал молиться до тех пор, пока она не исчезала.

Некоторые дни я только и делал, что занимался этим. Когда боль возвращалась, и я просил Бога убрать, она снова исчезала. Я ПОНЯЛ, что я полностью завишу от Бога во все время моей жизни. Каждый вдох, каждая мысль, каждое ощущение, было подарком от Бога.

Я хотел говорить каждому, кто только был готов слушать, "Бог настолько хороший. Бог любит нас очень сильно. Просто попросите Иисуса, и Он придет к вам!".

Однако все находили это смешным, кроме Лизы. Лиза недавно выучилась на медсестру и ей было двадцать с небольшим. Она работала смену с 23:00 до 7.00 часов. Она приходила в мою комнату посреди ночи, я не спал и рассказывал ей какой хороший Бог. Она знала Бога. Она ободряла меня.

После поступления в больницу Св. Луки я не мог есть. Я был на строгой диете, которая состояла из отвара, чая, и желе. Всякий раз, когда я пытался у меня подходил приступ тошноты. Это происходило даже от глотка воды. Мне вводили жидкость внутривенно, при этом я сильно терял вес. Перед случившимся в Париже я весил сто семь килограммов. Сейчас же вес составлял всего семьдесят шесть килограмм. Впервые в моей взрослой жизни я мог пересчитать свои ребра.

Однажды ночью Лиза спросила, нравятся ли мне молочные коктейли. Я сказал ей, что раньше я пил их все время, но сейчас меня выворачивало только от одной мысли о них. Она сказала, что в отделении онкологии есть хорошее мороженое и что она сделает настоящий молочный коктейль с настоящим мороженым, и с дополнением белка, и что мне придется это выпить. Я сказал ей, что я не могу ни есть, ни пить, потому что меня рвет.

Она сказала: "Вы будете пить, потому что я сделаю это с любовью ". Я сказал ей что, она потратит время впустую. Она ушла и минут через 10 вернулась с огромным шоколадным молочным коктейлем. Она сказала: "Я сделала это для вас с любовью. Пейте!".

Как я мог отказать? Я начал втягивать через трубочку. Он был на вкус очень хорошим. Лиза стояла надо мною, пока я медленно пил коктейль. Она улыбалась и подбадривала меня. На удивление у меня не было никаких проблем. На следующее утро я съел свой жидкий завтрак и попросил тостер. С этого дня, я начал есть и в скором времени перешел на твердую пищу. И так как я начал есть, то ко мне возвращалась сила. Лиза использовала слово, которое я не мог отвергнуть: любовь. Она была полна желания накормить меня, потому что верила в Божью любовь. У меня нет сомнений в том, что она содействовала моему исцелению не меньше чем лекарства, которые давали мне врачи. Она выслушивала меня и понимала, как со мной общаться. И Лиза верила в силу любви.

В палате напротив меня находился пациент по имени Дональд. Ему было 70 лет, и у него была болезнь Альцгеймера. Он находился в больнице по причине пневмонии. Он находился в сдержанных и ограниченных условиях, поскольку он был буйным и непредсказуемым. Он кусал тех, кто приближался к нему слишком близко. Дональд также сильно кричал. Особенно в ночное время он начинал завывать как животное. Я никогда не слышал от него ни одного внятного слова, только крики и вой. Я начал ненавидеть его за весь этот шум посреди ночи. Я также возненавидел его, за то, что он кусал медсестер. Тех же самых медсестер, которые были так добры ко мне. Я стал молиться Богу, чтобы Он заставил его прекратить завывать. Однажды вечером, когда Дональд снова начал завывать я стал молиться и просить Бога, чтобы Он его утихомирил, но он продолжал кричать. Я спросил Бога, что могло произойти с этим человеком, что он был доведен до такого животного состояния?

Бог сказал мне, чтобы я послушал Дональда. Я сосредоточился на его завывании и понял, что он говорит. Он кричал: "Я жив! Не видите ли вы, что я все еще остаюсь собой? Я внутри, в ловушке, я похоронен глубоко внутри в моем теле, но я остаюсь собою! Может хоть кто-нибудь мне помочь? И я крикнул в ответ, "Дональд, я слышу тебя! Я знаю, что ты там. Ты находишься в больнице. Врачи стараются помочь тебе. Позволь им это сделать, и они помогут тебе. Я знаю, ты жив. Я слышу тебя!" Он утихал, и каждый раз, когда он начинал кричать, я говорил к нему, и он успокаивался. Он просто хотел, чтобы кто-то знал, что он жив. Он не мог сказать ни слова, но отчаянно пытался общаться с кем-то. Он был заключенным в тюрьме своего тела и разума, которые не работали. Он испытывал страх и одиночество. Бедный Дональд ему было так страшно. Я молился Богу, что бы он утешил его и взял его домой.

Дональд был человеком заключенным внутри своего тела и духа, которые отказывались работать. Всё, кем он когда-то был, все еще жило внутри него, но биохимические процессы, мешали ему выразить это на словах. Все что он выражал сейчас, было разочарование, гнев, и отказ. И так через коридор я разговаривал с Дональдом и заверял его, что я знал, что он существует, и что я испытывал к нему сожаление и сострадание.

Какое страшное существование быть в ловушке, запертым внутри механизма, который вышел из-под контроля и ни на что не реагирует.

Однажды ночью мне сильно захотелось в туалет, но емкость, предназначенная для этого, была уже практически полной. Я нажал кнопку для вызова медсестры и ждал. После пяти минут не было никого ответа, и я нажал ее снова. Опять нет ответа. Я стал коротко нажимать по кнопке думая, что короткие и частые звонки передадут чрезвычайность моей ситуации. Однако ответа не последовало. Осторожно, я взял практически полную емкость и держал ее в вертикальном положении и пытался зажать между ногами, но она выскользнула из моих рук, и все содержимое разлилось на кровать. Теперь уже я стал, не переставая, нажимать на кнопку. В конце концов, Лиза зашла в комнату. Взволнованный я сказал ей, что мне пришлось вызывать ее полчаса, и что я пролил все содержимое сосуда на кровать. Она извинилась за то, что не отреагировала, и сказала что у них была чрезвычайная ситуация по всему отделению кому-то из больных нужно было оказать экстренную помощь. Я спросил, смогли ли они помочь ему, и она ответила, что нет. Они пытались привести его в жизнь в течение получаса, но не смогли.

Мне стало так стыдно, потому что мой гнев на ее невозможность прийти был настолько незначительным по сравнению с ее попыткой сохранить жизнь человека.

Лиза поменяла подо мной постель, обмыла меня и предложила поспать. Как эгоистично и глупо я поступал по сравнению с терпением и добротой Лизы. Смогу ли я когда-либо быть таким хорошим, веселым, сострадательным как Лиза? Я поблагодарил Бога за нее и за всех медсестер, санитаров, работниц, врачей, которым Бог дал сердце и сострадание быть Божьими инструментами исцеления. Теперь я знаю, что люди в медицине призваны Богом, они в своей работе имеют возможность не только лечить болезни, но и исцелять сердца. Простые проявления доброты являются такими же важными, как и медицинские процедуры.

КАЖДОМУ

Вы очень сильно любимы Богом! Эту истину мне объяснили Иисус Христос и ангелы Неба. Нам живущим во временном и скоротечном физическом мире, любить и быть любимыми это все равно, что давать предпочтение или выбирать кого-то из числа других. Но в бесконечном потенциале Божьей любви Бог любит нас, такими как есть. Это один из самых важных уроков, которые мои учителя пытались донести до меня. Бог может знать нас очень близко и страстно любить нас. Бог создал нас, чтобы мы были прекрасными. Мы должны проснуться от нашего сна, отделяющего нас от реальности Бога. Мы духовные существа, имеющие временный, физический опыт. Это короткое событие, которое мы называем "жизнь" не является ни нашим началом, не нашим концом. На небесах мы оглянемся назад на нашу жизнь с той же улыбкой, с которой мы вспоминаем наши детские надежды, тревоги и страхи.

Почему я ждал так долго и не сказал "да" Богу раньше? Сколько из моей жизни, я потерял в пустую и закрывал глаза на истину?

Да, я хочу, что бы обо мне знали.

Да, я хочу, быть любимым за то, кто я есть.

Да, я принадлежу к Богу превыше всего.

Да, ты любишь меня, хотя я отрекался от тебя.

Да, Твоей силой я могу изменить мою жизнь.

Да, я приглашаю Тебя в мое сердце, сделай меня новым человеком.

В Твоей великой любви к нам, Ты прощаешь нас, и называешь нас по имени.

Если ты сделаешь один шаг к Богу, Бог сделает гигантский шаг к тебе. Пусть Бог будет твоим Богом.

Иисус есть путь, истина и жизнь. Он будет лучшим другом, которого вы когда-либо имели.